— Что вы сказали? — Я совершенно растерян. — Клиника преднамеренно убивает людей?

— Нет. Мы предполагаем, что кто-то использует клинику в скрытых целях.

— В скрытых целях? — Я с трудом сдерживаю нервный смех. Дэвис рассуждает, как персонаж детской книжки.

— Оружие, мистер Тайлер, должно пройти тестирование в полевых условиях против серьезных противников. Лучшее место для тестирования — клиника, предназначенная для борьбы с этим оружием.

— Вы считаете, что Андрей связан с террористами? — Я не верю своим ушам.

— Нет, мистер Тайлер. Мы так не считаем; мы это знаем. И если вам что-либо известно о деятельности или местонахождении мистера Жилина, сейчас самое время сообщить нам об этом.

Он чертовски серьезен, но я ему не верю. Это все, должно быть, какая-то хитрость.

— Я бы помог вам, если б мог. — Я изо всех сил стараюсь казаться честным. — Но я уже рассказал вам все, что знал.

— Возможно, вам нужно еще немного времени, чтобы подумать, — нахмурившись, заявляет Дэвис и кладет палец на кнопку на столе.

— Подождите, — громко протестую я, когда дверь открывается и пара охранников заходит в комнату. — Мне больше ничего не известно. У вас нет причин, чтобы держать меня здесь.

Дэвис не отвечает. Охранники снова сковывают мне руки, отстегивают мою ногу от табурета и рывком поднимают меня на ноги. Подойдя к двери, я поворачиваю голову, полный решимости повторить свой протест. Лиман изучает записи, подперев подбородок рукой; два пальца упираются в щеку. Рукав его рубашки задрался, обнажив запястье и татуировку на нем: кота Феликса.

Мы выходим из комнаты для допросов и маршируем обратно в камеру, а я прилагаю максимум усилий, чтобы держать себя в руках. Лиман — Феликс. Полицейский он или нет, но он может быть тем самым типом, который убил мою жену. Охранник снимает с меня наручники возле камеры, а я все еще вижу перед собой Лимана. Тиллинг говорила, в мой дом ворвались двое — один правша и один левша. Правша взломал замок, левша напал на Дженну. Лиман делал записи левой рукой. Охранник грубо толкает меня в камеру и с грохотом захлопывает дверь. Он поворачивает ключ в замке, а я прислоняюсь спиной к двери, снедаемый гневом и разочарованием. Дыхание мое становится глубоким и прерывистым, перед глазами плавают черные круги, грудная клетка бурно вздымается. Я обязательно должен рассказать Тиллинг о Лимане прежде, чем он сможет покинуть страну.

Я мечусь по камере как безумный. Я наматываю километр за километром, и на смену гневу приходит отчаяние. Проходят часы. Подносы с едой появляются и исчезают дважды, отмечая наступление воскресенья. Лиман может быть уже на полпути обратно в Европу. Совершенно обессиленный, я сижу на краю койки, когда внезапно по ту сторону двери раздаются шаги.

— Мы открываем, Тайлер. Ты знаешь, что делать.

Усилием воли я поднимаюсь на ноги. Я жду возвращения в комнату для допросов, но охранники отводят меня к лифту, и мое настроение идет вверх вместе с ним. Наш пункт назначения — комната с белым кафелем. Мои вещи лежат на столе.

— Одевайся, — говорит один из охранников.

— Я свободен?

— Тебя переводят. Одевайся.

Я переодеваюсь как можно быстрее, твердя про себя, что если я переодеваюсь в обычную одежду — это хороший знак. Мы снова поднимаемся на лифте, наручники врезаются мне в запястья. Охранники открывают двери одну за другой, и внезапно мы оказываемся снаружи, перед терминалом компании «Британские авиалинии». Сейчас ночь, холодный воздух пахнет выхлопными газами такси и соленой водой — неописуемо омолаживающим запахом Нью-Йорка. Тиллинг и Эллис стоят, опершись спинами о ничем не примечательный «седан», припаркованный у обочины. На Тиллинг по-прежнему ее слишком большая куртка, на Эллис — скользкий черный латиноамериканский наряд. Никогда бы не подумал, что буду так счастлив снова увидеть их.

— Хотите оставить его в наручниках? — спрашивает один из охранников, после того как Тиллинг предъявляет свой значок и удостоверение.

— Я уже обсудила все это с вашим начальством, — холодно отвечает она. — Мы только взяли его на заметку. Если вы решили задержать его, то это ваши проблемы.

— Так вы не хотите оставить его в наручниках? — повторяет свой вопрос охранник.

Тиллинг молча смотрит на него. Охранник показывает ей средний палец, освобождает мои руки и, смеясь, исчезает вместе с напарником в терминале. Я делаю прыжок вперед и хватаю Тиллинг за плечо.

— Он был здесь. Тот тип, с татуировкой в виде кота Феликса. Он допрашивал меня с парочкой других типов, из ФБР. Его зовут Лиман, и я думаю, вчера он был в Москве, как и я. Он европеец. Возможно, он еще здесь. Мы должны поймать его, пока он не сел в самолет.

Тиллинг сбрасывает со своего плеча мою руку и смотрит на меня как на ненормального.

— Кто вас допрашивал?

— Государственная безопасность, — поспешно говорю я. — Двое полицейских, Дэвис и Де Нунцио, и еще этот парень, Лиман. Может, он тоже полицейский, из Интерпола или еще откуда. Я не знаю.

— Что они хотели узнать?

— Об Андрее и о моей поездке в Россию. Мы теряем время, Грейс. Лиман — тот тип, который убил собаку.

Она хватает меня за руки повыше локтя и хорошенько встряхивает.

— Успокойтесь. Я ничего не стану делать, пока не пойму, что происходит. Садитесь в машину, и давайте поговорим. Только на этот раз я хочу знать абсолютно все.

Отъехав несколько сотен метров от терминала, Эллис паркуется во втором ряду возле дороги, ведущей на площадку перед ангаром. Тиллинг сидит боком на переднем сиденье, допрашивая меня; вмонтированный в приборную панель светильник отражается от блокнота Грейс и освещает ее лицо. Все время, пока я описываю свою беседу с Лиманом и двумя «патриотами», стараясь объяснить все как можно короче, она вполголоса ругается.

— Мне понадобится имя того парня, чью собаку убили, — предупреждает она.

— Тони Понго, — мгновенно отвечаю я. Это слишком важно, чтобы помнить о своем обещании молчать. — Он живет в Аннадейле, на Стейтен-Айленде. Он работал в офисе Андрея в Москве. Это все, Грейс. Вы должны немедленно заняться Лиманом, а не то будет слишком поздно.

— Послушайте. — Она резко захлопывает блокнот. — Прекратите указывать мне, что делать. У меня здесь нет ни грамма полномочий, и не родился еще федерал, который сотрудничал бы с местными полицейскими, если только ему это не выгодно.

— Тогда какого черта мы делаем?

— Мы сейчас ни черта не делаем. Вы будете сидеть здесь, в машине, пока мы с Эллис повисим на телефоне и посмотрим, что тут можно сделать.

— И сколько времени у вас это займет?

— Когда мы закончим, вы это поймете.

Проходит какое-то время. Я сижу в машине и не нахожу себе места от чувства беспомощности и беспокойства, а Тиллинг и Эллис меряют шагами мостовую и звонят по телефону. Один раз Тиллинг протягивает телефон мне и просит подтвердить ее личность расстроенному Понго. Проходит еще какое-то время. Тиллинг бурно жестикулирует и спорит с кем-то. Когда обе женщины снова садятся в машину, часы показывают начало одиннадцатого. Эллис заводит мотор и трогает с места.