– Я не работаю в детективном агентстве «Мирослава».

– Но, к счастью, ты работаешь в полиции.

– Эксплуататор!

– Значит, так, дуй к себе. Бери фотографии Аполлинарии и Снежаны и пусть тебе сделают монтаж, оденут их так, как описывал товарищ, которого одна из них подбила на покупку сотового. Аполлинария могла согласиться помочь племяннице, учуяв запах больших денег.

– Ты уверена, что это была одна из них? – недоверчиво спросил Наполеонов.

– На девяносто девять процентов, – заверила его Волгина.

– Но всё это не будет являться доказательством…

– Знаю, – перебила его Мирослава, – но если он узнает одну из них, потом проведёте очное опознание.

– Как ты себе это представляешь?! – закричал Шура.

– Не ори!

– Но о чём ты вообще думаешь?!

– О перчатках.

– О перчатках? – Наполеонов аж поперхнулся. – О каких ещё перчатках?

– О голубых.

– Ты что? – Глаза Наполеонова полезли на лоб.

– Шура! Пожалуйста, сделай то, о чём я попросила тебя. И не задавай мне пока вопросов.

Наполеонов махнул рукой и отправился выводить свой автомобиль из гаража.

Мирослава подхватила тёршегося возле её ног кота и уткнулась носом в шерсть.

– Один ты меня понимаешь без слов, – сказала она, – только с тобой у меня никаких проблем.

Дон тихо заурчал, соглашаясь с хозяйкой и успокаивая её. Мирослава опустилась на диван вместе с котом, и все её мысли полностью сосредоточились на голубых перчатках…

Больше всего её интересовало, где они могли находиться теперь…

Потом она включила компьютер и, пожалев о том, что не было рядом Мориса, решила самостоятельно поискать материалы об одержимости любовью лиц преклонного возраста. Она пролистала несколько мистических статей и переключилась на мнение психологов.

Психологи же утверждали, что это своего рода болезнь, настолько сильная зависимость от объекта страсти, что человек способен практически на всё, лишь бы угодить обожаемой особе.

Мирослава сжала виски руками и подумала: «Можно предположить, что Дарский застрелился, узнав о физическом отвращении к себе молодой жены. Решил, так сказать, освободить её от обузы. То есть от себя. Но ей почему-то не верилось, что актёр мог дойти до такого маразма».

– Нет! – неожиданно ярко пронеслось в её голове. – Дарский не стрелялся!

И снова сомнения, ведь дверь была закрыта с той стороны… Актёр перед смертью пытался открыть её. Но силы оставили его. Ключ же остался в его руках…

И снова перед внутренним взором Мирославы поплыли голубые перчатки Снежаны, которые, по словам горничной, она нервно комкала, стоя перед закрытой дверью кабинета мужа. Где они теперь?

Мирослава взяла сотовый и набрала номер Наполеонова.

– Да? – резко гаркнул он в трубку.

– Ты мне нужен.

– Не сейчас! – Шура отключился.

«Ладно, – подумала Мирослава, – подожду». Она отправилась на кухню, достала из морозилки курицу и положила её размораживаться. Потом взяла со стола нежно пахнущий зелёный огуречик и стала грызть его.

Примостившийся рядом Дон потянулся мордой к её рукам, отгрыз кусок от огурца и стал с хрустом догрызать его на диване.

– Поросёнок, – ласково сказала Мирослава, сталкивая кота с дивана.

Тот не возражал, но утащил с собой самый большой кусок огурца. Остальные крошки Мирослава собрала в ладонь и выбросила в мусор.

Наконец зазвонил телефон. Сняв трубку, она услышала сумрачный голос Шуры:

– Сейчас приеду.

– Минутку! Не отключайся!

– Ещё чего-то раскопала?

– Пока нет. Но захвати с собой фотографии с места убийства Дарского.

Наполеонов не стал спрашивать зачем, просто буркнул:

– Хорошо.

Вернувшийся Морис положил на стол коробку с зефиром в шоколаде:

– Это вам от Лёвы.

– Спасибо! Отдал?

– Да.

– Как прошла встреча?

– Нормально.

Мирослава невольно улыбнулась, о Лёве Морис мог говорить только односложно, и решила больше не мучить его расспросами.

Морис тем временем уже заметил разморозившуюся курицу, мысленно похвалил Мирославу за догадливость и стал готовить её к запеканию в духовке. Запахло специями и чесноком.

Мирослава устроилась за столом и стала чистить картошку.

– Я сам.

– Моей голове нужно отдохнуть, вернее, на что-то переключиться.

– Ладно, тогда я нарежу овощи для салата.

– Ага. Наполеонов приедет голодный и злой.

– У вас появились новые идеи?

Она кивнула:

– Но пока не спрашивай, всё ещё очень смутно. А Шуру обязательно нужно будет задобрить.

– У вас для него новое задание?

Она кивнула.

– Нечто на грани невозможного?

– Почти.

Налетевший вечер внёс в открытое окно медовый аромат разомлевшего на солнце алиссума.

* * *

Снежана сидела на скамье в саду и думала о том, что скоро всё завершится, она станет наследницей этого дома и всех остальных богатств, которые успел накопить за свою долгую жизнь Артур Владимирович Дарский.

Она считала, что ему не в чем было её укорить. Она была для него идеальной женой. И он был с ней счастлив, в этом она была уверена, а что касается её счастья… Оно наступит вот-вот. Больше терпеть и притворяться она не могла.

Она с самого детства восхищалась Аполлинарией. Она была для неё всем на свете! Если бы ей предложили выбирать между солнцем и Аполлинарией, она бы выбрала Аполлинарию. Она всегда хотела быть такой, как она!

Но потом произошла ужасная вещь! Аполлинария вышла замуж и переехала к мужу. Тогда мир для Снежаны рухнул! Её душа, как птица с переломанными крыльями, едва копошилась под обломками рухнувшего бытия. Она не находила себе места! Снежана похудела, подурнела, ею завладела апатия.

Оживала она только тогда, когда видела Аполлинарию, и точно бледный слабый росток она тянулась к своему солнцу. Снежана придумывала всё новые и новые предлоги для встречи с ней.

Мать раздражали её частые поездки к Павловым, она укоряла дочь, говорила, что та не даёт тётке покоя. А у неё муж и свои дела.

Но Снежана не слушала и при первой же возможности убегала из дома к Аполлинарии.

И вот однажды Снежана поняла, почему её тянет к тётке. Она такая же, как она! Она видит в ней себя! И ей тоже никто не нужен для счастья! Друзья, подруги, возлюбленные, родные, все были ей в тягость. Она могла часами сидеть перед зеркалом и любоваться собой. Позднее она узнала, что это называется нарциссизмом. Удивилась, но не испугалась. Просто утвердилась в мысле, что будет жить как тётя.

Мать стала о чём-то догадываться… Хотя неизвестно, какие мысли бродили в её голове. Сначала она изводила Снежану расспросами, а потом решила найти для дочери жениха. Но он нашёлся сам! Можно сказать случайно. Как ни странно, но Юлиан даже понравился Снежане. Красив, умён, обходителен и уже тогда чувствовалось, что он может многого добиться. Когда он сделал ей предложение, она согласилась. Почему нет? Ведь она сможет переехать от матери к Юлиану и не будет слышать её постоянных стенаний и укоров. Потом опять же муж будет обеспечивать её, не нужно будет думать о деньгах. Пока муж на работе, она сможет делать что хочет, одним словом, жить в своё удовольствие. А если что-то пойдёт не так, она всегда сможет разойдись с Юлианом.

Но всё не так пошло гораздо раньше. Вернее, сразу после помолвки. Юлиан стал проявлять настойчивость, пытаясь при любом удобном случае приласкать её.

Снежану же корёжило от его объятий, а от поцелуев буквально тошнило.

Она не знала, что ей делать. При мысли о том, что скоро нужно будет ложиться с ним в постель, она вся покрывалась холодным потом и готова была рухнуть в обморок.

Продолжаться дальше так не могло. Тем более что встревоженный жених стал постоянно спрашивать её:

– Что с тобой, Снежана? Ты не больна?

Она отнекивалась как могла, но её выдумки и отговорки уже не помогали. После того как её затошнило после его очередного поцелуя, он настороженно спросил:

– Ты, часом, не беременна?

– От кого? – удивилась она.

– Тебе виднее…

– Я девственница! – вспыхнула она.

– Тогда тебе обязательно нужно посетить врача! С тобой что-то не то! А у нас скоро свадьба, потом свадебное путешествие!

Снежана поняла, что она не выдержит этой муки и, отказываясь что-либо объяснять жениху, родственникам и знакомым, просто расторгла помолвку.

Мать всю ночь выла на кухне в голос. По трубам батарей и в стены стучали соседи. Снежане казалось, что она