хранил коллекционные вина, которые он приобретал на выставках и распродажах?

– Я не понимаю…

– Да бросьте вы! – отмахнулась от неё Волгина и обратилась к Наполеонову: – Опроси прислугу, узнай, где вход в подвал.

Через несколько минут он вернулся мрачнее, чем самый мрачный ноябрьский день:

– Молчат как партизаны!

Мирослава вышла в гостиную, где находились все проживающие в доме. Она оглядела присутствующих и сказала:

– Ну что ж, нам остаётся только отыскать план дома, это займёт какое-то время, а народ пока придётся задержать. Как у тебя с камерами временного содержания? – обратилась она к следователю.

– Ну, как тебе сказать… – он почесал затылок, – разместим как-нибудь. Как говорится, в тесноте, но не в обиде.

– Я не хочу в камеру, – тихо пискнула Алика.

– Вы не имеете права! – закричала домработница.

– Да чего там, – сказал Зеленин. – Они ведь хотят раскрыть причину гибели Артура Владимировича, а не обокрасть Снежану Эдуардовну.

– Это верно, – вздохнул Вишня, – идёмте, я покажу, я несколько раз спускался туда с хозяином, он водил меня, как на экскурсию, и всё рассказывал, рассказывал. Хороший был человек, царство ему небесное.

– Предатели! – выкрикнула Дарская. – Вы все уволены! Все!

Но её уже никто не слушал, вся обслуга цепочкой потянулась за оперативниками. Правда, спуститься в подвал им никто не позволил, разрешили только двоим, взятым в понятые.

Вход в подвал скрывался за плитой, искусно выложенной камнями. Найти его можно было, либо зная, где находится вход, либо применив специальные приборы и благодаря опытным сотрудникам, умеющим с ними обращаться.

Прежде чем найти искомое, оперативникам пришлось немало полазить.

– Я уже больше на кикимору похож, – ворчал Шура, отряхиваясь от пыли и паутины.

Наконец один из оперативников закричал:

– Александр Романович! Кажется, есть!

Незовибатько и Наполеонов едва не столкнулись, одновременно бросившись на зов.

Да, это были голубые перчатки. Эксперт предъявил их понятым.

Алика сразу узнала перчатки хозяйки, Черешня только тяжело вздохнул.

– Это ваши перчатки? – просил следователь Дарскую.

– Понятия не имею.

– Вы не узнаёте собственные перчатки? – повысил он голос.

– На них не написано, что они мои.

– Они были на вас в день гибели вашего мужа.

Дарская не ответила.

– Зачем вы их спрятали?

– Я не хочу с вами разговаривать.

Наполеонов кивнул. Незовибатько аккуратно упаковал голубые перчатки. Все поднялись наверх.

– Может быть, вы поговорите со мной? – спросила Мирослава.

– С вами? – усмехнулась Дарская и отвернулась.

– Снежана Эдуардовна, запираться нет смысла. Легко опросить тех, кто видел эти перчатки на вас во время встречи сына и снохи Артура Владимировича, экспертиза докажет, что перчатки сшиты из того же материала, что и платье. Когда вы направились в кабинет мужа, они тоже были на вас.

– Да? – усмехнулась, повернувшая лицо к Мирославе, Дарская.

Словно бы не замечая усмешки хозяйки дома, Мирослава продолжила:

– Алика видела эти перчатки, когда вы торопились к кабинету мужа, но они уже были не на ваших руках, а в руках.

– Ну и что, я нервничала?! – заносчиво ответила Дарская.

– Когда пришли остальные, перчаток уже ни в руках, ни на руках не было, то есть пока Алика бегала за подмогой, вы от них избавились. Зачем?

– Вот именно, зачем?

– Потому что на них были следы пороховых газов.

– Что вы несёте?! – закричала Снежана. – Дверь кабинета мужа была закрыта с той стороны! Горничная видела, как я подходила к двери.

– Это был ваш второй подход, – бесстрастно проговорила Мирослава.

– Что?! Какие глупости!

– Когда вы подошли первый раз, то беспрепятственно вошли в кабинет мужа. Он либо был открыт, либо Артур Владимирович открыл его, чтобы впустить вас. Вы застрелили мужа из пистолета, который заранее похитили из ящика его стола, и поспешили прочь. Но тут до вашего слуха донёсся поворот ключа. И вы вернулись. Вы не могли поверить своему счастью. Дверь закрыта, и значит, вы вне подозрений. Умирающий муж отводит от вас подозрение. Вам оставалось только избавиться от перчаток – единственного оставшегося свидетеля преступления – и вы спасены.

Снежана громко расхохоталась и рухнула на пол.

– Кажется, она действительно потеряла сознание, – пробормотал кто-то.

– Так приведите её в чувство, – холодно посоветовала Мирослава.

Через несколько минут Снежана сидела в удобном кресле и смотрела только на Мирославу.

– Вы не понимаете! – сказала она. – Я думала, что он старый и ему уже ничего не нужно. А он оказался, как восемнадцатилетний мальчишка, помешан на сексе. Меня тошнило от него! – Её лицо перекосила гримаса брезгливости. Но она всё-таки добавила: – Я не терплю ничьих прикосновений! Ничьих. В детстве меня била дрожь, когда до меня дотрагивалась мать.

– Дарский не догадывался об этом?

– Нет, конечно нет! – проговорила она со злостью. – Этот старый идиот был уверен, что я от него тоже без ума! А мне были омерзительны его прикосновения! Я с трудом их терпела. А потом просто больше не смогла!

Снежана сделала паузу и продолжила:

– И ещё он всё время спрашивал, куда я деваю деньги.

– Зачем вы вышли за него замуж?

– Из-за денег! Неужели непонятно?!

– С деньгами вам могла бы помогать тётя.

– Ха! Тётя! С чего бы это? К тому же она была азартна, играла на бирже.

– Но вроде бы Павлов обеспечивал вашу тётю деньгами?

– Он узнал о её авантюрах и сказал, что если она не образумится, то он перестанет её финансировать. К тому же он всё время боялся, что его вторая жена узнает о том, что он столько лет содержит первую.

– Вы могли пойти работать.

– Я не умею работать. – Дарская обиженно поджала губы.

– Я так и подумала…

– И ещё один вопрос, – не выдержал Наполеонов. – Зачем вы шантажировали мужа?

– Я его не шантажировала, – бесцветным голосом ответила Снежана Дарская.

– То есть?!

– Я просто хотела расшатать ему нервы, чтобы он пребывал в постоянном беспокойстве и прекратил домогаться меня.

– Не помогло?

Женщина устало пожала плечами.

Через некоторое время Дарской Снежане Эдуардовне было предъявлено обвинение в убийстве мужа. И она признала свою вину в суде.

Алевтина Артуровна не поскупилась на вознаграждение за столь удачно раскрытое детективами дело.

И хотя Мирослава упирала на то, что это заслуга следователя, никто ей особо не верил. А уж тем более семейство Дарских.

Всё нажитое Артуром Владимировичем теперь в законном порядке переходило к его детям.

Мирослава попросила Алевтину и Сергея только об одном, чтобы не увольняли обслугу. И те пообещали ей выполнить просьбу, тем более что все работающие в доме прекрасно справлялись со своими обязанностями. На семейном совете было решено, что для начала жить в дом переедут Сергей и Лида.

Сидя на веранде тёплым летним вечером, Мирослава отвечала на вопросы следователя типа:

– Как тебе это вообще пришло в голову?

– Во-первых, я с самого начала была уверена, что Дарскому не с чего было стреляться. А раз так, то его убили. Но убить в закрытой комнате невозможно. Значит, нужно объяснение, как именно удалось это сделать.

– Ага, – хмыкнул Шура, – и тут ты увидела вдову, и она тебе не понравилась.

– Не понравилась, – согласилась Мирослава. – Я стала подозревать, что сначала её забавляло, что великий актёр буквально помешан на ней. Она была рада представившемуся случаю устроить свою жизнь и путём замужества получить возможность жить на широкую ногу, ничего не делая. Сначала я предполагала, что старый муж не соответствует темпераменту молодой женщины…

– А оказалось всё наоборот, – хмыкнул Наполеонов. – Снежана Эдуардовна и не предполагала в нём такой любовной прыти.

– Да, – кивнула Мирослава, – вскоре его страсть стала её утомлять, потом раздражать, и вскоре она просто возненавидела мужа. При этом ей приходилось постоянно притворяться, изображая ответную не менее пылкую любовь. Однако всё это не давало ответа, как она проникла в закрытый кабинет мужа. Первые догадки у меня появились после упорных уверений тётки Артура Владимировича и его первой жены в том, что Снежана его приворожила и он готов ради неё на всё. Я стала думать об этом. Потом мне пришли в голову перчатки, о которых упомянула горничная, я захотела