— Не отдаст Луиза. Всё же новое блюдо на общем столе.

— Деньги она любит. Но рано об этом. Погляжу на её поведение.

— Буду ждать. А на сеанс связи подготовь девочку. Легенда — она переводчица в экспедиции. Не засветись, волноваться Наталье Николаевне ни к чему, я отвечаю за своих больных.

— Будь спокоен!

Вадим позвал Надежду. И та побежала обрадовать:

— Наталья Николаевна, только не волнуйтесь! Обещайте, что будете держать себя в руках?

— Катя… Что-то с Катей?

— Катя. Вы сегодня поговорите с ней по скайпу, увидите её! Вот, вам назначили успокоительное. Обещаете не волноваться?

— Конечно, Наденька! А когда?

— Часа в три, я заранее, чтобы вы подготовились.

— Спасибо! То, что она жива и здорова — лучшее успокоительное!

А на Острове Катя вслушивалась, что говорит Олег по телефону. Слышимость была абсолютная.

Выпечка, шоколад… Это с кондитерской.

То, что она услышала, было ужасно. Как смотреть ему в глаза! Он же говорил, что не ждёт он неё ничего, кроме секса. А она влюбилась, дурочка. Совсем, как Надя. Но в него невозможно не влюбиться! Как не показать ему, как не показать…

И когда он зашёл, потянула простыню к подбородку.

— Это что за баррикады на моей территории? А ну, руки вверх! Я говорил с главврачом. Мама твоя ходит уже, на той неделе её в санаторий отправят. А в десять вечера сегодня ты с ней поговоришь. Я с тобой заранее порепетирую. Волновать её нельзя, только радовать.

— Я всё слышала.

— Вот почему у тебя глаза на мокром месте. И баррикады. Ну, хоть не притворяешься, этого бы я не потерпел. И что ты слышала? Обычный мужской трёп. Он из Луизиного клуба, у нас одни девочки. Обними меня. Крепче, ещё крепче. Ты лучше понимаешь, когда я тебя глажу. А теперь давай выясним, чей ты лягушонок. Если ты забыла, у тебя на спинке красными буквами. И под кожей. И в каждой клеточке. Ну!

— Твой, Олег!

— Что ты услышала нового? Я и тебе говорил, — с Луизиными девочками, к которым мы с Вадимом привыкли, ты и рядом не стояла, и не лежала уж точно. И что ты скелетик голубенький, я объяснил подробно. И никаких баррикад, всё должно быть включено в любое время дня и ночи. Зелёный свет на всех твоих светофорах, полная иллюминация! Никакого подполья, восстаний, революций — не потерплю. Даже намёка. Можешь не обещать, я сам тебе это обещаю.

Она разрыдалась.

— Если ты будешь плакать над своей несчастной судьбой, отнесу в ванную. Будешь там сидеть в темноте на полу голенькая, пока не перестанешь. И тряпку попрошу у Седы, чтобы ты за собой пол вытирала. И сначала отшлёпаю тебя, как следует, ты давно напрашиваешься. Ну, отшлёпать?

— Не надо…

— Неправильный ответ. Нужно — как хочешь, Олег. И при этом обнимай меня крепко, чтобы мне расхотелось. Не слышу!

— Как хочешь, Олег…

— Ну, успокоилась? Больше ни слезинки! Поношу немного, и положу ещё поспать. Потом проверю, всё ли у тебя включено! Хорошенько проверю. Спи, маленький. Спи, мой скелетик из сладких косточек. Я тебя поправлю, себя не узнаешь. Не думай ни о чём. Я же не дам тебе спать ночью, ты понимаешь. Пользуйся возможностью.

Стоял у своей двери, смотрел на море. Оно казалось расплавленным солнцем. В такое время — только шторы и кондиционер. И сиеста.

Но разговор с Вадимом вернул на землю. Лягушонок выбил его из привычной колеи. Секс, и ничего личного, так называется? Горячая волна нежности к этому хрупкому созданию.

Кого из девочек носил на руках? А её — пользуется любым случаем. И просто так. И такое счастье обладания, даже когда просто на руках! Что дальше? Как сказал Вадим, отдать на общий стол это новое блюдо? Мороз пробежал по коже.

Но собирается же перейти на легальное положение. Жениться? Нет, конечно. Снять ей квартиру, выкупить… почему — ей? Снять себе, а она будут рядом, руку протяни.

А нужно ли? Он привык к чему-то новому каждый раз. У Луизиных девочек это было, несмотря на то, что их учили одинаково. Но, как он сказал Вадиму — она не из той колоды. И ещё сказал про новое блюдо, рёбрышки в лягушачьем соусе.

Как она была потрясена! Доверилась ему вся, до последней клеточки, а он — ради красного словца. Мужской трёп! Больше о ней ни слова, никогда, никому! Его лягушонок, собственный. Какой есть, такой есть. Пошёл посмотреть, спит или нет. Она подняла голову.

— Не спишь? Пойдём ко мне, зелёненький. У тебя узко.

Вечером они начали готовиться к разговору с Москвой.

— Так, ты переводчик. Она наверняка спросит, где ты живёшь. Скажешь — в гостинице. Работаете на выезде, там нет Интернета. Всё расскажешь, когда вернёшься. Что бы мы сейчас ни придумали, один прямой вопрос, и ты сядешь в лужу. С какого ты языка переводишь и на какой?

— С английского, немецкого, французского.

— Ничего себе. Что ты кончала?

— Университет.

— Ладно, расскажешь мне как-нибудь всю подноготную. Всё-всё, я должен знать, а то открывается — нарочно не придумаешь. Я думал, ты окончила только детский сад с отличием. Не отвлекайся, у нас мало времени. Главное, спрашивай, как она, как себя чувствует, обещай, что заберёшь её из санатория, когда сможешь.

— А когда смогу?

— Ей там ещё месяц. Решим этот вопрос. Она спросит, сколько человек, есть ли женщины.

— Ну, есть одна.

— К тебе пристаёт начальник?

— Нет, конечно, что ты!

Он рассмеялся и обнял её:

— Скажешь, ты сама к нему пристаёшь?

— Я серьёзно, никто ко мне не пристаёт, она там с ума сойдёт от одной мысли.

— Я буду за экраном, сможешь читать по губам? Если что, я подскажу.

Ждали звонка, но вздрогнули. Мама на экране!

— Мама, Господи! Как я рада тебя видеть, ты себе представить не можешь! Как ты?

— Всё хорошо, у меня всё хорошо, меня на той неделе перевезут в санаторий. Ты-то как, где ты?

— Далеко, мам. Я даже выговорить не могу, как называется это место.

— Где ты живёшь?

— В гостинице.

— Номер отдельный?

— Маленький, но отдельный.

— Как с питанием? Всё включено?

Она запнулась.

— Всё включено, мамуль. Я так рада, что операция позади. Такой камень с души, я словно на свет народилась.

— Спасибо тебе, ты лучшая дочка на свете. — Она заплакала.

— Мам, тебе нельзя волноваться, если ты будешь плакать, мне не разрешат тебе звонить.