Я кивнула и покинула эту квартиру. Чувствовала я себя при этом очень скверно.

Да, я собиралась найти Наталью Соломину, но вовсе не для того, чтобы вести с ней задушевные беседы. Я намеревалась задержать ее и вытрясти правду о гибели Макса.

Теперь я знала, кто его убил.

Одна из «божьих коровок», худосочная блондинка в длинном балахоне и тяжелых ботинках, с тройным слоем туши на ресницах и черной помадой на губах.

Как я могла быть такой невнимательной? Ведь я же видела убийцу! Стояла с ней лицом к лицу, даже вела занимательные беседы о мировом кинематографе! Излагала историю вампирских фильмов! Как же я могла ослепнуть! Девица даже не знала, кто такой Дракула! Скажите, разве фанат сериала о вампирах может быть настолько далек от темы?

Конечно, эта особа только притворялась фанаткой. На самом деле она следовала за съемочной группой, выжидая удобный момент. И дождалась.

Теперь многое стало понятным.

Максим Ионов сидел на подоконнике вовсе не потому, что в очередной раз слетел с катушек. Он просто-напросто собирался спрыгнуть на улицу, чтобы догнать свою жену. И еще слова, которые он произнес, сидя на окне: «Мой сын». Он думал о маленьком Пете, которого не видел шесть лет.

Наталья выстрелила в человека, бросившего ее с грудным сыном, и кинулась бежать. Я догнала бы ее. И история закончилась бы уже тогда, если бы не подвернувшаяся мне на пути полицейская машина…

Теперь я знаю, кто убийца. Осталось ее найти. Дело о гибели Максима Ионова еще не закрыто. Я должна сообщить Алехину о том, что узнала. Что ж, поездка в Апальевск оказалась совсем не напрасной.

«Подышать Москвой» — так это называет моя тетушка. Мила обожает бывать в столице — еще бы, здесь столько театров, а моя тетя заядлая театралка и меломан со стажем. Но в последние годы здоровье не позволяет тетушке путешествовать. Поэтому, провожая меня в дорогу, Мила давала наставления:

— Женечка, обязательно сходи в Большой театр! О-бя-за-тель-но!

— Тетя, я подумаю, — отбивалась я, точно зная, что ни в какой театр я не пойду.

— Побывать в столице и не посетить Большой — это настоящее преступление! — строго глядя на меня через очки, сообщила тетя.

— Мила, я вообще-то работать еду, — вздохнула я. — И, кстати, настоящее преступление — это убийство. А вовсе не то, о чем ты говоришь.

Тетя подчас поражает меня прихотливыми извивами так называемой женской логики. Не понимаю, я вот тоже женщина, а логика у меня самая обычная, а не какая-то специфическая. Уж не знаю, в чем тут секрет…

Вот и сейчас Мила завела глаза к потолку и грустно проговорила:

— Жаль, что твой отец меня не послушал, когда я советовала ему отдать тебя в балет. У тебя были отличные физические данные!

Я фыркнула и застегнула сумку на молнию.

— Тетя, у меня и сейчас неплохие физические данные. А насчет балета — нет, все что угодно, только не это! Да меня бы выгнали с первого же занятия! И, кстати, вспомни: мое детство прошло по дальним гарнизонам, где служил отец. Какой балет? Помню, мы с подругой Санькой убежали и спрятались на полигоне. Так прежде, чем нас поймали, две роты несколько часов искали «условного противника»… Вот это мне нравилось. И в тир ходить я любила. А балет… Нет, спасибо, я больше люблю кино.

— А ты никогда не мечтала стать актрисой? — неожиданно поинтересовалась тетя.

— Как странно, что ты об этом спросила, — проговорила я задумчиво. Иногда Мила проявляет чудеса прозорливости, не устаю удивляться. — Именно сейчас еду, чтобы закончить одну историю, которая тянется уже давно. И связана она как раз с актерами. Все, Мила, пока! Я позвоню!

Я чмокнула тетушку в щеку и сбежала по лестнице. Такси уже ждало у подъезда. Гонять мой верный «Фольксваген» на вокзал не имело смысла — я не знала, когда вернусь.

Поезд «Тарасов — Москва» прибыл в столицу в восемь вечера. Я забросила сумку с вещами в хостел, выбранный мной за дешевизну, чистоту и удобное расположение — приезжая в Москву, я в последнее время останавливаюсь именно там, — и отправилась побродить по городу.

Москва — не самый любимый из моих городов. Куда больше я люблю родной Владивосток. Да и провинциальный Тарасов был ко мне добр и позволил называть его своим. А столица… с ней у меня связано слишком много неприятных воспоминаний. Самоубийство моего учителя, подполковника Анисимова… Нет, не хочу вспоминать. И жить здесь тоже больше не желаю. Вот приехать как турист — это пожалуйста!

В кармане куртки у меня лежал адрес настоящей матери Максима Ионова. Я получила его от Сереги Коваля. Завтра утречком я собиралась наведаться к этой женщине и задать несколько вопросов.

Наталью Соломину пока не поймали, хотя я сообщила ее приметы и составила точный фоторобот. Алехин отнесся к моим подозрениям без особого энтузиазма — у него было несколько дел в производстве, и убийство столичного актера давно уже перестало быть актуальным. Никто не давил на следствие, никто не торопил, не требовал немедленных результатов. Каменецкий проживал в Лондоне, а больше никаких влиятельных покровителей у Максима не было. Приемные родители давно смирились с потерей. О сестре и говорить нечего. И смерть Макса никого не волновала. Никого, кроме меня.

Что ж, по крайней мере, дело об убийстве сдвинулось с мертвой точки, появился подозреваемый с веским мотивом… Оставалось только найти эту самую Наташу. Ориентировку разослали по стране, но результата пока не было.

Я брела по улице, вдыхая запах бензина и горьковатой осенней листвы, и думала о том, что мою жизнь никто бы не назвал нормальной. Семьи у меня нет, работа, мягко скажем, не женская. Я занимаюсь странными вещами — сейчас вот, к примеру, выслеживаю беглую преступницу. Врываюсь в жизни людей, хоть как-то причастных к этой истории… зачем? Ради чего?

«Стоп, Охотникова! — одернула я себя. — Ты помнишь, с чего все началось? Вспомни свое обучение: из пятнадцати девушек-студенток «Ворошиловки» до конца продержались только три, включая меня. Ты помнишь службу в элитном отряде «Сигма»? Спецоперации? Спасенных заложников?»

В какой-то момент я поняла, что с меня хватит. Не то чтобы я устала, сломалась, захотела покоя и уюта. Просто мои личные убеждения вступили в противоречия с приказами командования. А солдат, в голове у которого идет война приоритетов, опасен и для себя, и для окружающих.

Я не смогла отключить ту боевую машину, в которую меня превратили годы обучения и службы. Зато я смогла ее перепрограммировать. Теперь я могла «служить и защищать», только на гражданке. И нечего ныть, Евгения! У тебя есть семья — тетушка Мила, которая приняла тебя и никогда не задавала лишних вопросов. И замуж тебя звали не однажды — если бы захотела, ты давно могла бы катать коляску с малышом, к примеру, таким, как Петя Соломин. Так что хватит жалеть о пролитом молоке. Принимайся лучше за работу… То есть сегодня можешь отдохнуть, а завтра с утра топай к матери Макса. Лучше всего явиться без приглашения — а то бизнес-леди еще, чего доброго, не захочет с тобой разговаривать…