И это, конечно, не единственная причина – самой Уинифред рано или поздно аукнется ее двойная жизнь. Совмещать обе работы уже становилось нелегко. Она все чаще опаздывала на встречи с мистером Уорреном, который хмурился, но ничего не говорил, и все чаще засыпала над документами. Дарлингу приходилось будить ее посреди ночи, чтобы отвезти ее в «Рассвет». Уинифред изучила все письма, все отчеты, все договоры, все чеки и расписки Уоррена. Но они были связкой случайных фактов, каждый из которых мог оказаться как абсолютно бесполезным, так и наиважнейшим. Она наизусть выучила список бизнес-партнеров Уоррена, его самых крупных сделок, акций и недвижимости, которые он приобретал, но все это не дало ей ровным счетом ничего.

Уинифред была вынуждена признаться самой себе, что она не стратег. Да, она определенно умна, знает, как из любой ситуации извлечь выгоду, когда прикусить язык, а когда жеманно улыбнуться или пустить слезу. Но она не смыслит в политике и не умеет строить далеко идущие планы. Уинифред пешка. Может, мистер Уоррен специально никогда не учил ее игре в шахматы.

Иногда ей казалось, что было бы легче, если бы Дарлинг подначивал или торопил ее. Но он наблюдал за ее попытками наладить дела с таким спокойным оптимистичным терпением, что Уинифред просто не могла свалить на него вину за собственные неудачи. Юноша посылал за ней экипаж так часто, что она даже запомнила имя кучера (его звали Томас), осыпал ее комплиментами, сам приносил ей еду – словом, вел себя совершенно безукоризненно и обращался с ней так, будто это она наняла его. Уинифред было неясно, делает он это из желания понравиться ей или просто из бесконечного доверия ее способностям. Возможно, и то и другое. Так что вскоре, помимо собственной нервозности, ее сердце начал подтачивать еще один червячок – страх подвести Теодора Дарлинга, которому не на кого рассчитывать, кроме нее.

* * *

В конце концов усталость и тревога взяли над Уинифред верх. Придя в офис ранним утром, она принялась бродить по комнатам, слушая, как тихонько скрипят под ногами старые деревянные доски. На столе и шкафах со стеклянными дверцами начала собираться пыль – Лаура в последнее время была по уши в работе и не успевала заглядывать в офис. Мисс Саттон тоже давненько не наведывалась. Ее отец последние несколько дней уговаривал лорда Кэтсби повнимательнее присмотреться к Эвелин, а ухаживать за ней в ее же отсутствие бедному старичку не представлялось возможным.

В гостиной было темно и холодно, как всегда по утрам. Топить перестали еще в апреле. Уинифред плотнее закуталась в накидку, перебирая озябшими пальцами бумаги. Каждая была похожа на другую, каждая была бесполезнее предыдущей. Строчки плыли, буквы путались и менялись местами, и вскоре она с раздражением накрыла кипу документов пером и поднялась.

Сегодня день ее расчета с мистером Уорреном.

Третье июня. Ее второй день рождения, самый волнительный день в году. Третьего июня мистер Уоррен звал Уинифред к себе и с самодовольной улыбкой вручал ей заработанные гроши. Она деревянно кланялась, а затем бежала в свою комнату, прятала монеты под половицей и плакала ночь напролет.

Уинифред не питала иллюзий по поводу собственных накоплений. Двенадцать фунтов в год – за пять лет всего скопилось шестьдесят. Этих денег хватило бы только на переезд из Лондона в какой-нибудь маленький городок на юге Англии и съем там приличной комнаты в течение пары-тройки лет. Но что же прикажете делать дальше?

У Дарлинга она заработает намного больше – достаточно, чтобы приобрести небольшой домик где-нибудь в глуши и всю жизнь выдавать себя за несчастную бездетную вдову на крошечной пенсии. Возможно, ей даже удастся выскочить замуж за какого-нибудь доктора или почтового клерка. Год работы у Дарлинга сулил ей спокойную тихую жизнь.

Именно поэтому сегодня перед расчетом она чувствовала не предвкушение, а почти отвращение. Как она могла целых пять лет довольствоваться таким жалким заработком? Как она могла смотреть в лицо человеку, сбрасывающему крохи с барского стола и ожидающего за это благодарность?

Мадам Бертран дошила второе платье, и теперь Уинифред щеголяла в роскошном светлом атласе, который подсвечивал ее кожу и глаза. Платье было просто замечательным – с высоким изящным вырезом, кружевной отделкой, складками-воланами на юбке и крошечными пуговицами на груди. Уинифред не могла на себя налюбоваться и с удовольствием выслушивала рассыпающегося в комплиментах Дарлинга.

Но сегодня ей пришлось надеть старое, синее. Уинифред понимала, что, возможно, излишне осторожничает, и мистер Уоррен даже не взглянул бы на ее новое платье, но все равно хотела подстраховаться. Глупо будет, если их раскроют из-за смены ее гардероба.

Заперев офис, Уинифред торопливо спустилась вниз. Кто-то этажом ниже разбил у самой двери пузырек с лекарством, и она, скривившись, пнула в сторону отбитое горлышко коричневого бутылочного стекла. В разлитом по коридору запахе она узнала лауданум[11] и поморщилась: мисс Гэмпстон говорила, что эта дрянь свела с ума больше английских женщин, чем все мужчины, вместе взятые. Видимо, врачи прописывают эти чудодейственные капли против любого недуга.

Мистер Уоррен ждал ее к десяти, но Уинифред приехала гораздо раньше. В комнате было скучно – книг у нее не имелось, стиркой занималась прислуга, девочки работали, а если бы она принялась пялиться на улицу сквозь мутное окошко, то непременно бы свихнулась. Пожалев, что не дождалась Теодора в офисе, Уинифред решила проверить, свободна ли Рози, чтобы добыть у нее табак, но, выйдя на лестницу, вдруг увидела мисс Гэмпстон.

Внешне женщина не изменилась, но Уинифред увидела ее в совершенно другом свете. Неделю назад она не подвергла бы сомнению мысль, что мисс Гэмпстон – недалекая послушная шпионка, которая и в подметки не годится Уинифред. Сейчас же, помимо профессионализма мисс Гэмпстон, ей пришлось поставить под сомнение свой собственный. Как же она раньше не заметила очевидного? Мысли о странном поведении женщины в карете и на балу привели Уинифред в раздражение. Мисс Гэмпстон тоже ее увидела и улыбнулась, приподняв брови. Когда она разговаривала, виднелись только верхние зубы. Вкупе с волосами пресного оттенка и вытянутым лицом эта черта делала женщину похожей на мышь. Уинифред вскинула подбородок, ожидая, что мисс Гэмпстон с ней поздоровается, но та только приложила палец к губам, давая знак молчать, огляделась и толкнула дверь в комнату, где раньше Рати принимала посетителей.

Две недели назад Рати неожиданно исчезла из «Рассвета», а спустя два дня ее труп выловили из