Тема любопытная, но печальная, поэтому пришлась не к настроению: было весело.

– Наш кирпичный дед сам был тысячником! – живо сообщила Герти, не объяснив, что за дед. – Но он давным-давно сказал себе: баста! И переучился на машину. И говорит, что это глупость, будто ручной лучше.

Впереди нарастал ровный гул с постукиванием.

– Завод и по воскресеньям работает. Сегодня короткий день. Партию черепицы доделать. А печь работает всегда. Так и называется – постоянная. Есть заводы, где круговые печи не останавливаются по десять лет. Огромные-преогромные. А у нас маленькая. Сейчас увидите. Вот здесь контора и лаборатория. А потом – она. Маленькая хозяйка!

За кирпичным флигелем, увитым плющом, встала темно-красная, грозная, наклонная стена. С выступающими подпорами, с заложенными мрачными проемами. Когда появилась кирпичная труба, восьмигранная на квадратной основе, стало понятно, на что печь похожа. На средневековую крепость с башней. На рыцарский замок. Но какова же большая печь, если это – маленькая?

– И труба маленькая. Пока тянет вовсю. Славная трудяга. Но печь надо хорошенько изолировать, чтоб не захлебывалась посторонним воздухом.

– Посторонним воздухом?

Опять пролетел смех.

Вокруг печи блестящей ниткой лежала однорельсовая дорога. Гул и стук стали громче. Еще шаг – и вдруг на меня выскочил зеленый паровозик с черной мордочкой. С помоста Юджина замахала рукой и закричала: уже заканчиваем! Мы с Мартой поднялись по решетчатым ступенькам. Помост слегка вибрировал. Она взяла меня за руку: осторожно. Юджина в черном фартуке рассиялась глазами из-под черной косынки: – А, любопытно? Сейчас увидите!.. Канат накручивался на колесо, тележка ползла вверх. Доползла, накренилась. Юджина что-то на ней повернула, борт упал, глиняное тесто вывалилось в корыто прямо в полу. «Это последняя, – объявила Юджина, – на сегодня все».

Мы вошли под навес. Навстречу зарычал, заворочался зверь. Кабан, похоже. Черный массивный цилиндр с зубчатыми колесами. От заостренной кабаньей морды тянулся черный войлочный язык. Оказывается, он двигался на роликах. А на языке плыл бесконечный глиняный брус. Работница в черном фартуке и черной косынке резала его на ломти, опуская и поднимая рамку с тремя натянутыми струнами.

Кабан шумно жевал глину. У него обнаружились и клыки. Какие-то загнутые каучуковые трубки. Стучал, пыхтел паровозик. Вагонетка отъехала, на ее место стала другая. Поблескивали, опускаясь и поднимаясь, струны. Прозвенел колокольчик. Вдруг кабан смешно чихнул и выплюнул последнюю порцию глины. Паровозик свистнул. Стук замедлился и остановился.

Подбежала Юджина: а вот и я! Она переоделась. Кирпично-красная юбка, черный лиф. Ей к лицу черное. К рыжим косам.

– Господин инспектор (это я-то!), познакомьтесь с госпожой директрисой! – засмеялась Герти. – Будут ли у господина инспектора вопросы?

Вопрос выпрыгнул сам собой: «А клыки зачем?» – Юджина оглянулась, оценивая, похоже ли, и ответила: «Клыки затем, чтобы побеждать драконьи зубы».

– Где же дракон?

Герти схватила меня за руку и потащила смотреть. Дракон в сказке. Тесто должно быть такой формы, какую он задает. Но в середине глина вытекает легче, а по углам налипает. Забранные у кирпича углы – это и называется драконьи зубы. Очень серьезная погрешность.

Госпожа директриса объяснила мне разницу между штампованной и ленточной черепицей. Она невольно смешивала во мне фабричного инспектора и любопытного невежду, поэтому в ее лекции то появлялись специальные словечки кирпичников, то мелькали забавные картинки.

Юджина говорила, а нервное внимание вдруг стало воспринимать только этот мелкодушный мотив: дорого, дешево, снизить издержки, выиграть, выгадать, сэкономить.

– Экономить и сберегать зачем? – прервал я. – Чтобы потратить – на что?

Она простодушно начала о том, что печь расширять… и котельная нужна…

– Да, на этом вы еще сэкономите, – подосадовал я. – Выгадаете. Но зачем? Чтобы сделать – что?

Она улыбнулась. И все вслед за ней.

– Чтобы город строить.

– Зачем?

Я вдруг опомнился и хотел извиниться. Но она ответила:

– Затем, что человек такое животное.

– Какое?

– Двуногое, без перьев и строящее города.

Все засмеялись. Мне было неловко. На ее месте я бы обиделся. Поцеловал ей руку, потом другую. Старый Медведь сказал, что двуногим без перьев пора обедать. Юджина смеялась и оправдывалась, что на работниках они не экономят, что все застрахованы, что для приезжих есть казарма удобная, можно жить, пока дома не построят… Образцовый завод! Это не бахвальство, это статус. Который надо каждый год подтверждать перед фабричной инспекцией. У инспекторов опросная книжка. Знаете, сколько вопросов? Не меньше сотни!

И мы вспомнили, что я приехал не только на экскурсию, но и по делу.

Столовая в казарме – побеленная комната. На окнах белые занавески, на стенах плакаты, на каждом пылающая крыша. «Кто строит из горючего материала – сам сгорит и других подожжет». «Огнестойкая постройка – залог народного богатства».

– Школа огнестойкого строительства рассылает.

Вдруг я заметил еще один плакат. Юный чернокудрый маэстро в белоснежном фраке прижимал к сердцу скрипку и устремлял вдохновенные очи в морскую даль, рекламируя приморскую гостиницу. Этот плакат я даже помнил. Года два назад в столице висел на каждом углу. У модного вундеркинда-виртуоза было какое-то смешное прозвище…

– … Изумрудный Ангел, – подсказала Юджина и решительно вернула разговор к огнестойкости и народному богатству. К делу перешли после обеда, за стаканом вина. История начиналась так, что и предполагать нельзя было, какой неприятностью обернется. Так странно! Месяца три назад знаменосец порядка попросил о консультации. Любезный, улыбается, благодарит. Рассказал, что представляет интересы одного здешнего гражданина. Героя-инвалида. По законам автономии все, у кого здесь собственность, должны здесь и жить. Но инвалиду в виде исключения дано право жить в санатории. Знаменосец из личной гуманности, а еще потому, что служба безопасности призвана отирать слезы людские, взвалил на себя обязанность помочь человеку.

– Генеральная доверенность у него была? – спросил я.

– Да, сам показал. А у того гражданина кирпичный завод. Но из санатория он не может за ним наблюдать. Завод был у одного арендатора, у другого, сейчас простаивает. Ну, кирпичники же все друг друга знают. И мы знали, что есть такой маленький завод в аренде, то работает, то не работает. Ни разу там не были. Это далеко. Какого знаменосец хотел совета, он никак не мог объяснить. Умолял поехать с ним туда. Посмотреть опытными глазами, а то ведь он – смущался и запинался – в кирпичном производстве не разбирается. Мы с Мартой съездили. Ну, запущенный, конечно. Залежь глины хорошая. Мы думали, что он хочет сдать в аренду. Стали советовать, обещали арендатора найти. А он предложил нам купить. Но не весь, а половину. Чтобы получилось объединенное производство, и тот гражданин стал нашим партнером и содиректором. А практически знаменосец как его представитель. Мы поудивлялись и отказались. А он вдруг стал наседать. Завод простаивает, так нельзя, автономия заинтересована в строительстве. Мы отвечаем: сдавайте в аренду. Нет, арендаторы только портят, нужен хозяйский глаз. Мы начали предлагать ему разные возможности. Продать, например, эту половину арендатору. Он отвечает: я продаю – вам, на тех условиях, какие назвал. Мы говорим: нам это не подходит. А он закатывает глаза: как же так? Ваш соратник, инвалид без ноги, болен туберкулезом, человеку надо помочь, а вы бросаете его на произвол судьбы. Граница не выстоит без солидарности и взаимопомощи! Герою-инвалиду нечем будет платить в санатории. Он погибнет! Разве, спрашиваем, за него не город платит? Ветеранам все расходы на лечение оплачивают их города.