что ей снится?» Ники спит так безмятежно потому, что ни о чем не подозревает. Алекс глубоко вздыхает, он устал, он тоже хочет спать, но немного нервничает. Он-то все прекрасно знает, и именно это мешает ему заснуть. «Что будет? Насколько можно быть уверенным, что твои решения сделают счастливым и другого человека? Мы будем вместе, как сейчас, даже когда я расскажу ей все? Я правильно понял ее сигналы? Или просто обманываю себя? Как иногда бывает трудно стать счастливым. Столько сомнений. А все, что тебе нужно сделать, – это поверить и прыгнуть, как сделала Ники два года назад. Невзирая ни на кого и ни на что. Даже на мои дурацкие сомнения. Она храбрая. Мудрая. Сумасшедшая». Алекс смотрит на занавеску, танцующую напротив стекла. На ее веселые, задорные движения. И ему хочется стать таким же беззаботным.

Глава сорок шестая

– И что в итоге? Вы опоздали… Я не имею дел с такими людьми… А ведь Маус меня заверил… Как всегда, некоторым людям просто нельзя доверять.

Алекс и Ники стоят перед отелем. Ники фыркает. Клаудио Теодори – бывший итальянский журналист, который уже много лет работает гидом. Маус часто говорил о нем с Алексом, но не упомянул, что он такой грубиян.

– Ну что? Садитесь или нет? – Клаудио смотрит на них из салона красного «Mustang», такого же древнего, как и он сам. – Что вам надо, письменное приглашение?

Алекс и Ники без лишних слов садятся в машину.

Клаудио срывается с места, не дожидаясь, пока Алекс захлопнет дверцу:

– Поедем позавтракаем.

Алекс улыбается, пытается наладить отношения:

– Обычно мы суперпунктуальные…

Клаудио смотрит на него и странно улыбается:

– Ну, так все говорят: «Суперпунктуальные». Да ничего подобного! Ты или пунктуальный или нет. Но никаких «супер». Нельзя быть суперпунктуальным… Только пунктуальным.

Алекс смотрит на Ники и сглатывает слюну: «Ой, я этого не ожидал. Будет нелегко». И, несмотря ни на что, ворчун Клаудио удивил их. Заставил увидеть другой, неожиданный Нью-Йорк, далекий от привычных образов из журналов и новостей. Не город достопримечательностей, а Нью-Йорк, который ты не можешь себе представить, который никогда не узнаешь, если не посмотришь на город с другой стороны.

– Этот город совсем не плохой… Просто его таким изображают, – улыбается Ники.

Они бродят по восточным и западным улицам Манхэттена, а Клаудио рассказывает истории про туземцев, пиратов, строительство Бруклинского моста и вклад Роберта Мозеса в город-скую жизнь.

– Ты столько знаешь, Клаудио… Давно здесь живешь? – интересуется Ники.

– Достаточно, чтобы понять, что ньюйоркцы делятся на тех, кто родился в Нью-Йорке, и всех остальных, и я навсегда останусь среди «всех остальных», как бы долго тут ни прожил. Но я очень много узнал об их образе жизни, теперь он и мой тоже.

– Расскажи.

– Ну, например, «бранч» – это прием пищи, обычно по воскресеньям, между завтраком и обедом. По воскресеньям утром ты ходишь в клубы, болтаешь и читаешь «New-York Times». В Нью-Йорке есть десятки мест для бранча, например «Tavern» на Грин-стрит, «Micky Mantle’s» недалеко от Центрального парка. А еще есть happy hour, сейчас у нас они тоже есть, но не такие. Здесь люди обычно работают с девяти до пяти. И потом идут не сразу домой, а заглядывают в бар выпить, в некоторых барах в это время предлагают два напитка по цене одного…

Клаудио ведет их по затерянным в сердце города кварталам, где живут мормоны, а через магазинчик старьевщика в Сохо можно попасть в логово сингальской банды в Бронксе, где на стенах висят флаги, фотографии и женские трусики – трофеи старых и новых побед.

– Я вдруг вспомнил один фильм, «The Warriors», «Воины»… – Клаудио поворачивается к Алексу и делает серьезное лицо. – Мне придется бросить опаздывающих больше чем на пять минут в этом логове… – Потом он улыбается: – Шучу… Я бы никогда так не поступил. У них нет чувства юмора. Посмотрите на это… – И он указывает на что-то вроде мегапрачечной внутри большого сарая, зажатого между бедными домами, расписанными граффити. – Бронкс – это родина магазинов-матрешек, особенно сейчас, в кризис…

– Что это значит?

– Один магазин внутри другого, чтобы сэкономить на аренде. Вон там, например, Хава Сидибе, малазийский парикмахер, снял в субаренду уголок прачечной под свое ремесло. Пока одежда крутится в сушилках, он стрижет клиентов. Но это еще не все. Если надо, у него можно купить бижутерию, постельное белье и другие вещи. Он не может позволить себе целую парикмахерскую… Поэтому, пока синьора сдает одежду в стирку, она заодно может сделать прическу. Неплохо, да? Так поступают и в Джексон-хайтс в Квинсе. Делят на части арендную плату и оптимизируют услуги… Некоторые магазины лучше справляются, некоторые нет…

В конце концов Клаудио везет их обратно в центр Манхэттена.

– А теперь давайте выметайтесь. Путешествию конец, отправляйтесь за покупками!

– Пока…

– И спасибо!

Алекс и Ники смотрят, как машина уезжает.

– Фух… Все прошло хорошо…

– Да, мы сильно рисковали.

– Я думаю, не очень сильно.

– Но все же! В любом случае, теперь мы очень хорошо знаем Нью-Йорк. Ну, идем.

И они идут в Gap, потом в Brooks Brothers, потом в Levi’s.

– Я не могу поверить… Тут все очень дешево, и вещи просто невероятные, мне так нравятся…

– Так купи их, любимая!

А потом Century 21.

– У них есть все…

– И даже больше.

Они находят самые разные вещи, от вельветового пальто до знаменитой кожаной куртки, которая здесь стоит так дешево, от дизайнерских брюк до неизвестных брендов, и каждый раз, когда они где-нибудь останавливаются и пытаются понять, куда забрели, сверяясь с картой в приложении Lonely Planet, рядом обязательно останавливаются женщина, мужчина, подросток или полицейский и спрашивают: «May I help you?»[34]

Алекс и Ники переглядываются, а затем хором отвечают: «Yes, thanks»[35]. И постепенно это становится своеобразной игрой.

Глава сорок седьмая

Позже в отеле они принимают душ, на этот раз очень быстро, а потом снова прыгают в машину к Фреду, чтобы успеть на шоу Фуэрца Брута.

Зрители толпятся в центре театра, двигаясь по кругу во время спектакля. Алекс и Ники, обнявшись, стоят среди незнакомцев и смотрят вверх. Прозрачное полотнище, наполненное водой, игра света на обнаженных телах актеров – они скатываются по этой импровизированной горке, взбегают по стенам театра, блестя страховочными тросами. С идеальной синхронностью танцоры и танцовщицы преследуют друг друга, толкаются, сближаются и разбегаются, словно игра света и тени, и наконец взрыв, и с потолка дождем падают крошечные кусочки