– Совсем ты, Света, ополоумела, –вспыхнула Алевтина. – Откуда мне про дела Ивана Васильевича и Олимпиадызнать? Я в поликлинике сидела, мы никогда не пересекались.

– Рассказывайте другим эти сказки, –буркнула Света. – Переедет в приют Митя как пить дать. Опсихеет и тамокажется.

Но вопреки карканью Светы ничего плохого смладенцем не произошло. Митя спокойно рос, правда, без особого присмотра – егобабушка уже сильно пила. До вконец опустившейся алкоголички ей было еще далеко,но почти каждый вечер Липа оказывалась навеселе.

В отличие от красивого, статного, раносозревшего Василия Митя рос щуплым, тощим – дунь, и он развалится. Алевтинебыло жаль мальчика, он выглядел недокормленным. Когда Митя пошел в первыйкласс, Липа окончательно спилась, из клиники ее уволили, несмотря на то чтонаучным центром теперь руководила любимая ученица Ивана Васильевича ЖаннаКалиоповна. Липа скатывалась все ниже и ниже, семью кормил Василий. Он каждоеутро уезжал в город и вечером возвращался, парень явно где-то работал, но кем исколько получал, он никому не сообщал. Маленький Митя тоже держал рот на замке,сколько ни пытала малыша Света, тот не по-детски серьезно отвечал:

– Не знаю ничего про Васю, сами у негоспросите, я маленький.

Однажды Коростылева не выдержала и, тряхнувМитю за плечи, гневно спросила:

– Немедленно рассказывай, чем Васьказанимается?

Митя попытался выскользнуть, но сплетница быланамного сильнее тщедушного мальчика, она с силой сжала ему плечи и приказала:

– Говори!

Митя тоненько заплакал, Света оттолкнула его иушла. Через полчаса в кухню барака ворвалась милиция, участковый нес на рукахзареванного Митю. Поставив мальчика на пол, мент сказал:

– Ну, успокойся и скажи, которая тетятебя побила?

– Она, – указал на СветуМитя. – Каждый день пристает, щиплет, бьет.

– Эй, эй, – попятиласьКоростылева, – офигел?

Милиция не дала Свете возможности заорать,сплетницу увезли в отделение, где показали заключение врача, в которомзначилось, что плечи, руки, ноги, живот мальчика покрывают синяки. Митя уверял,что их оставила Света.

– Он врет, – рыдалаКоростылева, – врет, врет!

Менты устроили очную ставку, и здесь Митяпоказал себя во всей красе. Сначала он при виде Коростылевой прижался к стене,затрясся, заплакал, а когда Света завопила: «Наглый лгун!» – мальчик вдругспросил:

– Разве за плечи не хватали сегодня? Самивы врете.

– Так что с плечами? – нахмурилсяучастковый.

– А нас баба Катя видела, – подалголос Митя, – она за всеми из своей комнаты подглядывает…

Привели старуху, та подтвердила слова малыша.Не отказала себе в желании и приукрасить события.

– Еще и головой об стенкушандарахнула, – заявила пенсионерка. – Светка, она такая, слишкомбойкая.

– На срок тянет, – побарабанилпальцами по столу участковый. – Как поступим? Говори, Митя.

– Нам ремонт нужен, – деловитоответил ребенок, – пусть тетя Света комнату в порядок приведет, тогда язаявление заберу. Но если она еще раз ко мне прикоснется, скажу, чтоизнасиловать хотела, совращала!

Коростылева ахнула, а милиционер крякнул:

– Далеко ты, Митя, пойдешь!

– Сам о себе не позаботишься, никто непоможет, – отозвался тот.

Пришлось Свете клеить обои и белить потолок.Но недолго Митя радовался чистоте. Василия посадили в тюрьму. Дали, правда,немного, и он скоро вернулся, но Олимпиада окончательно утонула в водке. Онапродала все, что можно, а когда добралась до мебели, Митя исчез. Никто так и неузнал, куда подевался бойкий мальчик.

– Ну и как тебе мой рассказ? –осведомилась Алевтина Петровна. – Хороша у кавалера биография? С виду-тоВася красавец!

– А где он сейчас живет?

– Снова здорово! Специально жерассказала, чтобы ты поняла: Василий – уголовник и врун, – возмутиласьбывшая докторша.

И тут из открытого окна полетели крики.Алевтина подскочила к распахнутой раме. Я последовала за ней.

По большой площадке медленно бродили люди,одетые в разноцветные спортивные костюмы. Один мужчина сидел на земле и,вырывая пучки чахлой травы, выл сиреной:

– О-о-о-о!

От желтого корпуса бежали две женщины в белыххалатах. Очень быстро они преодолели небольшое расстояние и склонились наднесчастным. Одна стала ласково гладить больного по голове, другая ловко, прямочерез одежду, сделала укол.

– Ему плохо? – спросила я.

Алевтина Петровна вскинула брови.

– Да нет, просто он возбудился.

– А по какой причине?

– Кто ж знает, – грустно ответилаона. – Как говорится, не дай мне бог сойти с ума, нет, лучше посох и сума.

– Следовательно, где Митя, вы незнаете? – попыталась я вернуться к основной теме разговора.

– Я не интересовалась мальчиком.

– А где живет Василий?

Алевтина Петровна встала.

– Найди себе другого. Пойми, уголовникбыл тут последний раз месяцев шесть тому назад. Уж не знаю, зачем прикатил,только пробыл недолго, с полчаса у бабки провел и уехал. Я тебя понимаю, онпарень красивый, молодой, небось конь в кровати, но лучше от такого подальшедержаться. Ясно? Больше мне сказать нечего.

– Может, Олимпиада в курсе?

– Ну ты и настырная! – восхитиласьАлевтина. – Липа совсем без ума и пьяная всегда. Если трезвеет, то связныхслов от нее не жди, с Райкой Клюквиной они близняшки. У той и фамилиясоответственная – Клюквина, вот и клюкает.

Неожиданно в голове заворочались смутныевоспоминания: «Клюквина клюкает…» Кто, где и когда говорил мне эту фразу?