вникала в тонкие политические игры. Но эту женщину вряд ли можно назвать роковой: никого она не поставила в зависимость от своего капитала, ничью творческую волю не надломила, ни одну семью не разрушила. Напротив, ободряла, окрыляла, не оставляла в беде.

Да и любви к этим мужчинам в привычном представлении не было. Были интерес, восхищение, надежда рядом с ними одолеть одиночество. Пламенной любви не было ни к кому, кроме одного — князя Е. Н. Трубецкого. Маргарите Кирилловне он казался главным философом своей эпохи, единственным равновеликим Соловьёву, единственным достойным его продолжателем. Гений Трубецкого, думалось Морозовой, не находил должного выхода, не обретал должной широты аудитории. Во многом ради Трубецкого она патронировала МРФО, во многом ради его неизданных книг затеяла в 1910 году издательство «Путь», ставшее самым ярким явлением среди подобных.

В редакционный совет издательства вошли члены Общества. Миссия «Пути» была определена следующим образом: «Перед нами ставится вопрос не об одних только внешних судьбах России, не об одном только её государственном бытии и экономическом благосостоянии, но обо всём её духовном облике, о её призвании и значении в мировой истории. Предоставляя себе отвечать на эти вопросы в ряде последующих изданий, книгоиздательство „Путь“, однако, ставит вне вопроса и сомнения общую религиозную задачу России и ее призвание послужить в мысли и в жизни всестороннему осуществлению вселенского христианского идеала. В таких мыслях и чувствах приступая к своему делу, оно желает в меру сил и возможности послужить углублению русского самосознания» — так говорилось в предисловии к «Сборнику о Владимире Соловьёве».

Название издательства промыслительно. Слово «путь» — одно из ключевых для представителей Серебряного века в пред- и в постреволюционное время. Это и журнал «Новый путь», и сборник стихов Максимилиана Волошина «Путями Каина», и «Пути русского богословия» Флоровского, и предисловие «Пути и средоточия» в книге Флоренского «У водоразделов мысли». Постоянный поиск пути — лейтмотив эпохи. Её героям казалось, что время уподобилось витязю на распутье. И, как представлялось членам МРФО, им открылся спасительный путь. Это русский тернистый и благодатный путь: путь Христа, путь креста, Голгофы, распятья, но затем неминуемого одоления смерти. Только такой путь — путь восхождения. Все остальные пути ведут в пропасть.

За девять лет своего существования издательство выпустило 45 книг, большинство из которых составило золотой фонд «русского религиозного возрождения»: «Философия свободы» Бердяева, «Свет Невечерний» Булгакова, «Миросозерцание Вл. Соловьёва» Трубецкого, «Борьба за Логос» Эрна, «Церковь невидимого града. Сказание о граде Китеже» Дурылина и, конечно, «Столп и утверждение Истины» Флоренского. Если бы не «Путь», наше представление об эпохе было бы совершенно иным. Эта эпоха выглядела бы во многом зависящей от западной мысли, выглядела бы оторванной от корней. Да, представители «Пути» издавали переводы европейских философов, публиковали книги, посвящённые Спинозе, Канту, Фихте, Бергсону, но это всегда были поиск и отбор того, что ложится на русскую душу, созвучно ей. Помимо этого среди заслуг «Пути» обращение к наследию русской философии: «Русские ночи» Одоевского, собрания сочинений Киреевского и Чаадаева.

Такая русофильская позиция вызывала неприятие иных современников. В Серебряном веке всякое издательство было не просто генератором книжной продукции, но и объединяющей идейной силой, такой же, как литературные течения, журналы или философские общества. Отсюда борьба различных издательств не просто за читательский спрос, а за читательское сознание, мировосприятие.

Так, «Путь» оказался в конфронтации, в «натянуто-дружественном, но тайно-враждебном соседстве» с «Мусагетом» — издательством, основанным Эмилием Карловичем Метнером на средства немки Ядвиги Фридрих. И снова женщина-меценат, и снова любовь как движущая сила — удивительная параллель с «Путём». И здесь тоже идея пути: «мусагет» — «музоводитель», «путеводитель муз», то есть Аполлон. Не путь Христа, а путь Аполлона — покровителя искусств, среди которых, по мнению Метнера, как в античные времена, по-прежнему пребывает наука. Если главный вопрос для «Пути» — «Како веруеши?», то для «Мусагета» — «Владеешь ли своим мастерством?»

«Мусагет» — путь красоты, общеевропейский путь эстетики, кабинетной философии. «Путь» — русская стезя духа. Так как «Мусагет» финансировала немка, непременным условием существования издательства была его германофильская направленность. Ядро «Мусагета» составили молодые философы, отучившиеся в Германии у неокантианцев Виндельбанда и Риккерта. Именно это издательство выпускало русско-немецкий журнал «Логос», где открыто и безапелляционно говорилось об отсутствии самобытной русской философии. Противостояние «Мусагета» и «Пути» обострил Владимир Эрн, который до крайности ненавидел всё германское, воспринимал его как главное зло для России: «Логос — Слово как ипостась Святой Троицы — мы вам не отдадим!»

Но внутри «Пути» и МРФО копились свои противоречия. Е. Н. Трубецкой имел особое влияние и в издательстве, и в Обществе, мог быть субъективен в оценках, был наделён по любому вопросу правом последнего слова. Так, из-за личной антипатии он не подпустил к издательству Розанова, отстранил от общего дела Вячеслава Иванова, однажды резко забраковал предисловие С. Н. Булгакова к коллективному сборнику МРФО о Соловьёве, не приняв булгаковской концепции софиологии. Не без участия Трубецкого в первые годы «Пути» завернули несколько рукописей, предложенных Бердяевым, из-за чего тот серьёзно озлобился и с тех пор не упускал возможности нелицеприятно отозваться о членах МРФО.

Ещё одним камнем преткновения стала книга, подготовленная Булгаковым и Флоренским и изданная на средства первого в «Пути» в 1916 году. «Из рукописей Анны Николаевны Шмидт» — так незамысловато назвали её составители. Кем же была эта женщина и чем так ценны оказались её сочинения, дневники и переписка, составившие том почти в 300 страниц? Почему после долгих колебаний виднейшие философы эпохи решились на издание, написав к нему анонимное предисловие и составив подробные комментарии?

Анна Николаевна Шмидт — нижегородская журналистка, автор репортажей о работе земства и рецензий на постановки местного театра. Наделённая безусловным словесным талантом и профессиональной находчивостью, способная любыми путями добывать необходимые сведения, отличавшаяся редкой работоспособностью. И при этом она была человеком не от мира сего. Сгорбленная, в заштопанной одежде и разбитой обуви, в свои пятьдесят Шмидт выглядела на семьдесят. Она могла отдать последние деньги нуждающемуся, а сама голодать несколько дней. Когда в редакции она писала новый материал, нередко можно было наблюдать, как тело её напружинивалось, глаза стекленели, дыхание замирало. «Анюту захлестнула волна инобытия», — говорили тогда в редакции. Одни считали её сумасшедшей, другие — блаженной.

Анна Николаевна не получила основательного образования, хотя в совершенстве знала французский. Она во всём отказывала себе, самоотречённо ухаживая за больной и капризной матерью, воспитавшей её в крайней строгости и аскетизме. Но одновременно этот чудаковатый маленький человек оказался в орбите великих людей своего времени. Иоанн Кронштадтский и Владимир Соловьёв получали от неё письма. Александр Блок принимал её в Шахматове. Андрей Белый говорит о ней в мемуарах. Максим Горький, работавший вместе с