Центр просторной лаборатории занимала широкая платформа, заключенная в герметичную трубу с прозрачными стенами. Дно стакана занимал операционный стол, где хищно разведенные манипуляторы, всевозможные зажимы и буры впились в драгоценную добычу.

Опутанная путами силовых кабелей, удерживающих захватов, препарированная «бабочка» была распята под ослепительным сиянием софитов.

Воин осмотрелся.

За стеклом сильно загудело. Из внутренностей вскрытой туши показались телескопические держатели, высунулась открытая платформа, в которой Немезис с удивлением узнал рабочее место оператора бурильной установки.

Открытая ячейка, с креслом управления с наборами из буров и манипуляторов, освободила фигуру в мешкообразном одеянии некогда белого цвета. На измазанном потеками тягучей крови и слизи балахоне не было чистого места.

Укутавшись сиянием дезинфекции и запахом озона, стеклянный шлюз выпустил фигуру, облаченную в белый и сияющий чистотой костюм биологической защиты.

– Адмирал, – прозвучал сквозь динамики прозрачного колпака возбужденный возглас Лаймы, – пойдемте вовнутрь, это надо видеть.

– Я уже знаю, кто там может быть.

– Это да, но только… Нет. Хочу, чтобы вы это сами увидели.

Едва не хватая за руку, Лайма приглашала на платформу. Оставив торговца, явно предпочитавшего созерцание отчетов, чем разгребание требухи собственными руками, Немезис поднялся по лестнице и, активировав собственную защиту, прошел шлюз. Паря над двадцатиметровой тушей с бурыми наростами, свисающими складками крыльев парусов, отсвечивающих зеленоватым цветом, воин удивился.

Везде виднелись корни вен, кровяные капилляры толщиной в руку, сухожилия мышечных каркасов еще дергались в мелкой агонии, – все жило и вибрировало неизвестной формой жизни.

Платформа опустилась до широкого разреза, и без тени брезгливости Лайма подняла желтоватый пласт жира, присела и бесстрашно спрыгнула вниз.

Протиснувшись следом, воин осмотрелся. Сияние биоскафандра выхватило углубление, в котором покоились разлагающиеся останки человека. Наклонившись к телу, опутанному клубами коричневых щупальцев, растягивая мутный клейстер, тянувшийся за руками, Лайма соскребала слой за слоем.

Проступила неестественно белая кожа, опутанная сонмищем червеобразных отростков. С чавканьем, оторвав одно из щупалец, профессор осмотрела конец раздвоенного жала с клубком еще вьющихся волокон белесого цвета.

– Симбиот, – знающе заключила Лайма.

– А не паразит?

Прищурившись, Лайма достала планшет, направив задник на раздвоенный хрящ, посмотрела в проекцию, увеличившую жало в сотни раз:

– Паразит только отбирает, а этот организм снабжает человека всем необходимым. Удивительно. Чужеродный организм и такая совместимость с человеческими тканями, нервной системой…

Бесцеремонно ухватившись за руку, ученая попробовала перевернуть труп на спину, но пронзенное костяными наростами тело поддалось только после чавкающих звуков блеснувших клинков Немезиса. Присев рядом, Лайма легко вытянула отросток с анального прохода:

– Физиологические потребности…

Заломив безвольно откинувшуюся голову, увитую тонкими волокнами, походившими на сильно заросшую копну волос, Лайма потянула трубчатый отросток, что вышел из лица гнилым корнем.

– Пища…

Подставив отросток под сканер, Лайма впилась взглядом в увеличенное изображение. Рассматривая сочную картинку с гипертрофированными гроздями и пузырившейся жидкостью, уверенно сказала:

– Зеленое это капилляры, проросшие вовнутрь человеческих легких. Именно по ним подается обогащенная кислородом смесь.

– А почему смесь? – не понял Немезис.

Пожав плечами, Лайма оглядела стенки раковины.

– Это напоминает процесс созревания человеческого эмбриона. Когда плод купается в утробных водах и дышит через пуповину.

– Вы хотите сказать, что это утроба?

Воин осмотрелся.

Некогда живые стены, увитые переплетениями мышц, пульсирующими сосудами, сплетениями капилляров, наполненных соком жизни, сейчас разлагались, покрывались гниением.

– В какой-то мере да… но не это главное.

Перевернув тело на грудь, Лайма очистила спину от приросших корней, победоносно спросила:

– Это вам ничего не напоминает?

Всматриваясь в изъеденную кровоточащими язвами спину, Немезис заинтересованно присел. Коснувшись складок кожи, плотно обхвативших остатки костяных наростов, он не мог понять, откуда взялось чувство узнавания. Отвернув край складки, проходившей вдоль бедра мужчины, увидел там ровную гладь нежной кожи, словно это была не рана от пронзившего до кости шипа, а обычная кожная складка.

Удивленно отстранившись, воин коротко взглянул на Лайму, сияющую улыбкой триумфа сквозь замызганное кровью стекло шлема.

– Не могу понять, что это напоминает…

– Подсказка. Вернее, отгадка у вас под носом, – сказала Лайма, освещая фонарем обратную дорогу. – Сидит под усиленной охраной в карцере…

– Увидели разгадку бытия? – встретил улыбкой Крафт.

Со скучающим видом торговец поднялся с кресла, ловким нажатием сенсоров управления потушил проекцию, на которой перегоняли друг друга строки какого-то отчета.

– Не до шуток, – бросил воин, на ходу активируя лепестки шлема.

Уже у выхода из лаборатории, вдруг остановился и, обернувшись, спросил:

– Не хотите поговорить с причастным к проблемам вашего брата?

Из ленивого старика, со скучающим видом греющегося под софитами, торговец превратился в гончую, почуявшую добычу. Не дождавшись объяснений, он пытал Немезиса до дверей с усиленной охраной. От истуканов в зеленой броне отделилась фигура. Гудя сервоприводами и наполнив коридор лязгом тяжелой поступи, броненосец прохрипел внешними мембранами:

– За время дежурства…

– Вольно, сержант, – оборвал Немезис, всматриваясь за спину броненосца. На стене светилась проекция, транслировавшая происходящее внутри камеры, – как ведет себя пленница?

– Ничего необычного. Жратву ей дает киборг. Мясное не признает, а растительное жрет, как саранча. Не буянит, не орет.

– Ясно, открывайте шлюз. – Мотнул в сторону Крафта. – Найдите для него комплект повышенной биологической защиты…

Предбанник наполнился тревожными всполохами красных ламп. Немезис застыл в беготне обеззараживающих лучей. Дождавшись разрешающего писка автоматики, шагнул в проем тяжело отъехавших створок.

В камере все оставалось по-прежнему. Судя по белеющей в углу самодельной циновке и лежащему под ногами подносу с остатками фруктов, пленница не стремилась использовать удобства всей камеры. Но стоило Немезису переступить порог, как девчонка метнулась в угол.