крошечные флаги, с каждого предмета. Я уставилась на тот, что был приклеен к двери «тёмной комнаты». На нём было написано по-английски рукой Дэвида: «Тёмная комната», а ниже почерком Эюн по-китайски: «анши», а ещё ниже бабушка подписала то же слово по-маньчжурски.

Я прочла записку на стене – снова на трёх языках. Шкаф, мой будильник, кровать. Квартира была наполнена квадратными листочками, и каждый именовал какой-нибудь предмет на трёх языках.

Сквозь океан жёлтых бумажек текла струйка красных, каждая с написанным на ней словом, только по-английски. Я последовала за красной лентой, читая слова с неё вслух. Это привело меня к Дэвиду на кухне: он клеил листочек на холодильник.

Сложенные вместе, слова с красных бумажек рассказывали историю: «Я подумал, что мог бы выучить китайский, а ты – маньчжурский». Прочитав последнее слово, я подумала, что моё сердце вот-вот лопнет от радости.

– Айми… – шепнул Дэвид.

Мы говорили друг другу милые пустяки и милые и очень важные вещи. В этой, другой, стране я обрела своё истинное имя.

Я взглянула на мужа и почувствовала себя так же, как и во время нашей влюблённости друг в друга: живой, смелой, полной возможностей. Дэвид написал два китайских слова на листочке, который держал в руке, а потом вручил его мне.

«Ай рен».

«Возлюбленная».

Двадцать два

Когда я наконец заснула, мне приснилась мать.

Мы с ней тащили глиняный кувшин высотой мне по плечо. Она подняла его с одного края, затем повернула, и та часть дна, что оставалась на земле, пробороздила землю, как борона. Я помогла удерживать кувшин в равновесии. Мама перехватила его за другую сторону, потом подняла и повернула снова. Таким образом мы с ней заставили кувшин «дошагать» от кладовой до двора.

– Мама, это ведь негигиенично? Снаружи кувшин такой симпатичный, и покрыт глазурью, и с него легко всё смывается. А внутри? Ты ни за что его не отчистишь.

Она улыбнулась и потянула меня за косичку. Линии-ветки от молнии розовели у неё на запястье.

– Мы не собираемся его отчищать, Айми. У чистоты не очень хороший вкус. По той же причине волшебный чайник твоей бабушки делает чай даже без чайных листьев. Этот кувшин уже напитался солью и специями за предыдущие годы, и эти ароматы помогут создать вкус этого года.

Папа Йена и моя мама поставили два прямоугольных стола рядом, чтобы сделать один большой. Вокруг усердно трудилось множество людей.

Моя бабушка мыла китайскую капусту. Мама Йена резала её – резала целую вечность. Она шинковала капусту аккуратными двухдюймовыми квадратиками. Когда гора на столе становилась настолько высокой, что скрывала её из виду, кусочки капусты летели вниз, точно деревья по склону во время оползня, и дело заканчивалось бесформенной кучей.

Йен толок целые стручки сушёного красного перца. Он повязал на лицо платок, чтобы не вдыхать перечный порошок, и пригоршнями забрасывал перцы в деревянную ступку, а затем молотил по ним толстеньким пестиком. Папа Йена вырезал ступку и пестик из корня липы.

Мой отец резал ломтями китайский редис. Покончив с этим, он принялся натирать корень имбиря с помощью колотушки.

Айнара чистила чеснок. Дедушка Фэн без всякой нужды тряс ведёрко с солью.

Мама вручила мне нож и восемь груш:

– Нарежь каждую на восемь кусков.

Я подчинилась, разрезала груши на восемь частей и удалила семечки. Она сделала то же самое с восемью яблоками.

Груда резаной капусты превращалась в сценический занавес. Я знала, что мама Йена там, за ней, только потому, что она напевала по-маньчжурски.

Моя мама подошла к ней с миской и сгребла в неё кусочки капустных листьев. Она подхватила песню. И высыпала листья на дно кувшина, который мы притащили из сарая-кладовки.

Мама жестом подозвала Айнару, и та принесла ведёрко с солью, прижав его к груди. Айнара не знала слов песни, но радостно мычала её себе под нос.

Я учила в школе китайские слова, но не маньчжурские. Мой мандаринский наслоился на маньчжурский матери; песня вольно лилась вперёд.

Мама высыпала в кувшин чашку соли. Бабушка подошла и добавила ломтики редиса. Напевая и почти пританцовывая, мама Йена всыпала туда пригоршню толчёного перца и немного имбиря. Айнара прибежала с полными горстями чеснока и по кивку мамы закинула их в кувшин.

Наша мать забралась на стул, чтобы горлышко кувшина оказалось на уровне её талии. Когда она опёрлась на кувшин, пятки оторвались от земли. Она продолжала петь, и её голос отражался от глиняных стенок, наполняя кувшин тёплым гудением. Мама помешала ингредиенты внутри кувшина лопаткой и выложила по периметру слой кусочков груши.

Спустившись, она чихнула от перца. И вновь присоединилась к пению, причём её голос звучал ещё более живо.

Мама Йена подошла с новыми капустными листьями, которые мы пересыпали ещё одним слоем соли и покрыли слоем перца и имбиря, чеснока и груш. По мере надобности к случаю мама подсыпала в кувшин белый перец.

Когда кувшин был полон примерно на треть, мама закатала мои штаны так, что они стали похожими на шорты. Она подняла меня, подхватив под мышки, и поставила в металлическое корыто с водой, где принялась скрести мои ноги, от бёдер до пальцев и обратно, щёткой из щетины борова. Я хихикала, когда щетинки щекотали подошвы ног. А в промежутках между смешками пела.

Все приостановили свои дела и наблюдали за нами.

– Готова? – спросила мама.

– Готова.

Мама вытащила меня из корыта, подержала в воздухе, чтобы с меня стекла вода, а потом поставила в кувшин. Мои пятки коснулись скользкой капусты, а дольки чеснока продавились между пальцев.

– Прыгай! Прыгай! Вверх-вниз! – закричала Айнара, вдохновляя меня собственным примером.

– Вверх-вниз не прыгай, – сказала бабушка. – Если будешь прыгать вверх-вниз, в ла бай кай появятся пузырьки воздуха и испортят её. – «Ла бай кай» буквально означает «острые белые овощи» – консервированные, чтобы питаться ими зимой. – А тебе нужно выгнать пузырьки, не создавая новых. Ступай, но медленно.

Мама держала меня за левую руку, чтобы я не потеряла равновесия, а я подняла правую ногу, чувствуя, как перемещается вес и левая нога погружается в овощи. Опустила правую и подняла левую. Овощи вперемешку с жидкостью обступали мои щиколотки.

Я работала в медленном темпе. Через несколько секунд мама отпустила мою руку и вернулась к транспортировке капусты. Я поворачивалась, переступая с ноги на ногу, а она подсыпала ингредиенты.

– Спорим, ты хочешь быть на моём месте?! – крикнула я Айнаре.

Сестра надулась и потрогала ободранное левое колено. Она запнулась о порог два дня назад, когда