как мы устроились, он ещё раз протянул руку, и к нам вскарабкался Фэн.

– Доброе утро, дедушка Фэн! – приветствовала его Айнара.

Фэн без выражения глянул на неё, а потом запел песенку о сверчке, который потерял шлёпанец.

* * *

Фэн первым спрыгнул с повозки, когда мы прибыли к подножию горы Ледяного дракона. Он побежал и спрятался за берёзкой, ствол которой был не толще моей руки.

Папа Йена сказал, что вернётся за нами перед самым закатом, и поехал обратно домой. Мы зашагали к лесу, и земля краснела под нашими ногами.

Я подумала о китайском слове «лес», которое состоит из трёх идентичных корней слова «му». Одно «му» означает «дерево», два «му» рядышком – группу деревьев, а три «му», два из которых пишутся внизу, а одно наверху, – это «лес».

Иногда Айнара отставала, чтобы посмотреть на цветок, или Йен останавливался, ища глазами Фэна, но мама всё время шла впереди.

– Вы, дети, ближе к иному миру, к миру тян, поэтому вы – лучшие охотники за женьшенем.

Айнара потянула маму за рукав:

– Но «тян» – это же небо. Как мы можем быть ближе к небу, если мы ниже взрослых? И даже если бы мы были к нему ближе, как это помогло бы нам находить корни в земле?

– «Тян» – это и небосклон, и небеса. Женьшень – небесное растение, пусть оно и сидит в земле. Вы, дети, не так давно родились – пришли с небес. Вы можете чувствовать женьшень лучше взрослых, которые уже долго живут на земле. Мы слишком запылились тут.

– Ничего ты не запылилась, ты же каждый день моешься.

Мама слабо улыбнулась:

– Когда человек идёт сквозь жизнь, с ним случаются разные вещи. Каждый день, от рассвета до заката, каждый раз, когда мы заводим нового друга или теряем старого, едим что-то живое, чтобы сохранить собственную жизнь, мы отходим дальше от небесного мира и больше погружаемся в земной. А охотиться лучше с чистыми сердцами, ещё не покрытыми пылью.

Редкие пучки растительности, разбросанные под ногами, переросли в оргию зелёного. Купол из сплетающихся веток образовывал над нашими головами арки. Ветер ласкал деревья, которые, в свою очередь, перешёптывались друг с другом и с нами. Подлесок кривился, каждое растение боролось за своё место под солнцем. Я провела пальцем по скрученному папоротниковому листку. Большинство папоротников вытягиваются по весне, но этот вырос осенью. Я ткнула в него пальцем:

– Смотри!

– Ой, красивый! – захлопала в ладоши Айнара.

Мама обвела жестом всё вокруг:

– Выглядывайте ручьи. Женьшень растёт по берегам речушек, особенно тех, что текут с севера или востока.

Я улыбнулась:

– Совсем как мы. Мы сами с севера и востока Китая.

– Заодно поищите ян лин као и тян нан цинь. – «Траву, продлевающую жизнь» и растение «небесная звезда Юга». – Нельзя охотиться на женьшень, ища именно его. Он слишком умный, чтобы так просто вам показаться, так что высматривайте его приятелей.

– Вижу один. – Йен нагнулся к растению с единственным стеблем, увенчанным красными ягодами.

Мама присела рядом и осмотрела находку:

– Это ненастоящий женьшень. Листья похожи, и ягоды, но он ненастоящий. Шрамов нет.

– А зачем нам женьшень со шрамами? – не поняла я. – Разве не лучше найти нетронутый?

– Настоящего женьшеня без шрамов не бывает. Каждый год корень даёт новый побег. Этот побег обрастает листьями и получает энергию от солнца весной и летом. Потом, поздней осенью, листья отдают всю свою сладость корню, чтобы растение могло пережить зиму. Когда стебель отпадает, от него остаётся шрам. Можно сказать, сколько лет женьшеню, посчитав эти шрамы.

Я заметила за деревьями поблескивание перекатывающегося хрусталя – мы пошли на свет. Это был пересыхающий ручеёк, который тёк по диагонали с северо-востока. Мы двинулись вверх по течению.

Айнара ткнула пальцем:

– Смотрите! Я вижу «траву, продлевающую жизнь» и «небесную звезду Юга».

Пучок «травы, продлевающей жизнь» венчало трио листьев, расположенных на идеально одинаковом расстоянии друг от друга. На расстоянии меньше длины руки росла «небесная звезда юга», и её листья формой напоминали сложенные чашечкой ладони, нарисованные мастером каллиграфии.

А на расстоянии поцелуя от «звезды» рос женьшень.

Мы с Айнарой запрыгали от радости, а Йен закивал и заулыбался. Мама опустилась на колени рядом с растением. Разгребая почву пальцами, она обнажила корень:

– На нём шрамы! Один, два, три… Ему пятнадцать лет, отличный возраст, чтобы его выкопать.

Мама вытащила из-за пояса полотенце для рук и очертила вокруг растения широкую неглубокую окружность.

– Этот ров – чтобы женьшень не сбежал. Он запирает растение внутри, а нам говорит, где копать, чтобы не поломать корни.

– Женьшень может бегать? – не поверила я.

Со всей серьёзностью мама ответила:

– Быстрее, чем ты можешь вообразить. Он удирает обратно на небо и не возвращается.

– А ломать корни – плохо? – спросила Айнара.

– Да. Чтобы женьшень оказал эффект, у него должны сохраниться все корни, большие и маленькие. Он заботится обо всех своих корнях, как вы – о пальцах на руках и ногах.

Я пошевелила пальцами ног. Мама пошевелила пальцами на руках:

– Каждый корень важен, потому что каждый отвечает за что-то своё.

Вытянув руку, я убедилась, что все растопыренные пальцы указывают в разных направлениях. Если прочертить ввысь линии от их кончиков, то эти линии никогда не пересекутся.

– Если сломаешь хоть один крошечный корешок, женьшень потеряет ощущение себя. Он не будет знать, где заканчивается он и начинается земля. А из растения, сбитого с толку, выходит плохое лекарство. Оно не может вернуть человеку здоровье.

Йен, Айнара и я вытащили из-за поясов садовые вилы и принялись рыхлить почву вокруг женьшеня, стараясь не повредить корни. Через пятнадцать минут мама выдернула из земли толстенький луковицеобразный корень, оплетённый дюжинами корешков толщиной с волос, ниспадавших каскадом. Мама прополоскала корень в ручье, отмывая землю. И, когда он был очищен, показала нам шрамы: пятнадцать отчётливых диагональных отметин.

Она убрала корень в заплечную сумку, и мы пошли дальше.

Я вскинула руки в воздух:

– Погодите! Если мы нашли один корень, то тут могут быть и другие.

Мама улыбнулась:

– Нет, Айми, больше женьшеня ты здесь не отыщешь. Когда один выкапывают, земля, на которой он рос, стонет. Потом она ещё много лет не сможет вскормить другое растение.

– Но дикий виноград растёт с другим диким виноградом.

– А женьшень с другими женьшенями не растёт.

Йен склонил голову, шагая следом за моей матерью. Пёстрые солнечные пятна падали ему на лицо.

– Такой одинокий…

Айнара закивала:

– Всю жизнь прожить отдельно от таких же, как ты… Я не знаю, что я делала