Это была почти правда. Теперь все упиралось в эти бумажки. Другое дело, что найди она их, тут же пришлось бы думать, что делать дальше, но так далеко Катя пока не заглядывала.

Значит, следующим номером нашей программы — что? Это, впрочем, довольно очевидно. Вариантов немного. Один вариант, собственно. Звонок Леночке, разумеется, больше ничего не придумаешь.

На этот раз Леночка заметно удивилась:

— Катя? А что?.. Неужели выяснила что-нибудь?

Кате показалось, что она ее разбудила. Вот так, с места в карьер, иногда наскакивают со сна.

— Как тебе сказать… Не то что выяснила… Но у меня есть кое-какие идеи. Надо кое-что проверить. И мне, видимо, понадобится твоя помощь, если ты не возражаешь.

— Моя? Ну пожалуйста, конечно. Я, правда, не очень понимаю, что я тут могу…

— А я тебе сейчас скажу. Ты разбирала тогда Гариковы вещи?

— Разбирала, конечно, — сказала Леночка. — Куда ж денешься. Но видишь, в чем дело… Эти штуки, гильзы эти и медальон — они ведь маленькие очень. Это ж как иголку в стоге сена. Мы все перерыли, весь дом, но все без толку.

— Мы? — машинально переспросила Катя.

— Ну да, мы с Васей…

Тут же обнаружилась милая подробность: сама Леночка об этих гильзах ничего не знала, Гарик ей ничего не рассказывал. Уже потом, после его смерти… через некоторое время позвонил Вася, все рассказал, попросил помочь. Но они так ничего и не нашли.

— Так что вот, — закончила Леночка, — я бы рада помочь, но не знаю, боюсь, не смогу. Я и Нике говорила. Она тебе не передавала, что ли?

— Ника?

— Ну да, она тут тоже звонила, интересовалась…

Катя растерялась и на мгновение потеряла нить.

Ника? Это еще что такое? Ника… Андрей… Неужели я ошиблась? Но нет, так невозможно. То есть не то невозможно, что я ошиблась, это как раз возможно, хотя странно… уж очень все хорошо сходится… сходилось до сих пор. Невозможно менять коней на переправе, переключаться с одного на другое, недоразобравшись. Значит, Нику временно побоку, Нику — на потом…

— Я не о гильзах, — сказала Катя. — Я о бумагах.

— О бумагах?

— Ну да. Ты разбирала его бумаги? Там должно было остаться много всего, вся его работа. Компьютеров-то почти ни у кого еще не было.

Леночка как будто смутилась.

— Понимаешь… Я несколько раз приступала, но так и не смогла. Не знаю даже, как объяснить. Папки, папки, гора целая… знаешь, такие — с тесемочками. Жизнь, Гарикова жизнь, огромный кусок. Понимаешь? А я к этой жизни — ну никакого… никаким боком. Буквы, слова, а смысла нету, то есть он есть, конечно, но не для меня. Для меня — как иероглифы. А ведь он рассказывал что-то, я слушала, интересно было. Но это все было уже обдуманное, отобранное, может, даже специально для меня отобранное… такое, знаешь, чтобы я понимала и чтобы поувлекательнее. В общем, не было у меня сил на это. А бумаг знаешь сколько? Два чемодана! Буквально. Я их в два чемодана запихала и все разом отдала.

— Кому? — затаив дыхание, поинтересовалась Катя.

— Галкину. У Гарика аспирант такой был — Костя Галкин. Гарику он нравился, они дружили.

— Мне нужно с ним связаться, — твердо сказала Катя. — Поможешь?

— Конечно. Сейчас найду телефон.

— Спасибо! — Катя немного подумала. — Знаешь, Леночка, ты позвони ему заранее, если можно. Скажи, придет, мол, такая-то, от тебя, пусть не пугается. Можешь еще сказать, что я ни на какие архивные находки не покушаюсь.

— Хорошо, Кать, конечно, все сделаю. А… на что ты покушаешься? В смысле — что ищешь? Секрет?

— Да нет… Это не то, что секрет, а… как бы тебе объяснить… Если там нет того, что я ищу… если я ошибаюсь… Тут ведь живые люди замешаны. В общем, давай подождем, ладно?

— Подождем, конечно. Ты только позвони мне потом, скажи: нашла — не нашла.

Костя Галкин оказался симпатичным, носатым, с маленькой, аккуратной бородкой. Он сидел в кресле напротив Кати, перекатывая в губах незажженную сигарету. Время от времени дверь комнаты приоткрывалась, и раздавались какие-то восторженные детские вопли. Костя наставлял на дверь нос, шикал в притворном гневе, и дети исчезали, помирая со смеху.

С Катей он был приветлив, но все-таки слегка насторожен. Она подумала, что винить его в этом трудно — визит, в сущности, был более чем странный.

— Да, я разобрал все его бумаги, — сказал он, отвечая на Катин вопрос. — А что, собственно, вас интересует?

Хм… как бы это подобраться к сути дела?

— Скажите, пожалуйста, чем он занимался в последнее время?

Костя смотрел удивленно.

— Тем же, чем и всегда. Восемнадцатым веком. Екатерина, Россия, Франция, либертинаж… Да вы скажите, что вас интересует.

Катя вздохнула.

— А вы не знаете, двадцатым веком он не занимался? Совсем?

Костя взглянул с острым любопытством.

— Интересно, что вы спрашиваете. Вообще-то да, занимался в какой-то мере. Но это было… ну я не знаю — хобби какое-то такое… полухобби. В самое последнее время… вы понимаете. Незадолго до смерти. Может, вы помните — был такой момент, когда все архивы открылись, ненадолго правда. Гарик тогда очень вдохновился. Как и все мы, впрочем… Но что он там нашел, я не знаю. Потому что, видите ли, в чемоданах ничего такого не было. В чемоданах — только основная работа, восемнадцатый век.

Опять лбом в стенку. И до чего же глупо выходит — он ведь подтвердил некоторые ее соображения. Перед смертью Гарик занимался как раз тем самым… Но что толку? Этого знания недостаточно.

Она подумала: ну хорошо, пускай даже я ошибаюсь. Но каким образом от этого хобби, от этих занятий двадцатым веком не осталось вообще никаких следов? Как это может быть? Никак не может. Значит, надо искать.

Она снова позвонила Леночке. Сказала, что была у Галкина.

— Ну и как? — с любопытством поинтересовалась Леночка. — Он тебе помог? Сказал что-нибудь полезное?

— Как тебе сказать… И да и нет. Он помог, чем мог, но кое-чего он