нас? Аналитический обзор ведущих зарубежных газет и журналов, болтовня которых с большой натяжкой могла считаться развединформацией. Это можно сразу отложить в сторону.

А вот депеши из Туманного Альбиона – на то он и туманный, чтобы подпускать туману в международные отношения. Черчилль спит и видит, как перевести острие тевтонского меча с Англии на Россию, и все его «дружеские» предупреждения – это отчаянная попытка предотвратить высадку вермахта на Британские острова и спровоцировать войну на востоке. Кому верить? Вот самый ценный источник из Берлина «Старшина» сообщает, что Германия нападет на СССР 15 мая. Затем поправка – 30 мая. Затем еще одно уточнение – 15 июня. Наконец, еще одно – 22 июня. Вождь, взбешенный такими поправками, размашисто начертал на донесении: «К еб… матери!» Что же говорить об остальных, менее значимых агентурных источниках?

Как-то Сталин спросил у одного из начальников Разведупра: «Почему у вас в разведке так много евреев?» «Потому что они более склонны к овладению иностранными языками. И потом они легко проходят туда, куда им надо пройти. Идеальный материал для разведчика!» «И потому у вас так много перебежчиков и двойных агентов?» – заключил Вождь. И вскоре началась большая перетряска агентурной сети. Ее трясли, как пропылившийся ковер, выбивая вместе с молью и драгоценных шелкопрядов. Урон, который претерпела зарубежная агентура РУ перед войной, сопоставим лишь с потерями РККА в ходе первых месяцев войны. Это был разгром, после которого предстояло все создавать заново, после которого наступила пусть временная, но слепота.

Голиков знал, что Вождь обладал железной логикой суждений и во всем ценил логику, желательно железную. Железная логика обосновывала – Германия никогда не нападет на СССР, пока не поставит на колени Англию. Ибо Гитлер, как участник Первой мировой – войны на два фронта, знал, как никто другой, что такая война для Германии самоубийственна. И пока тот ведет подготовку к высадке на острова, пока будут идти сражения на полях Альбиона, у РККА еще есть время, чтобы достроить новые укрепрайоны вдоль новых границ, есть время, чтобы довести формирование механизированных корпусов до боевой готовности, есть время, чтобы наладить массовый выпуск современных танков и самолетов. И если бы начальник разведупра генерал-лейтенант Голиков заявил бы будущему генералиссимусу, что такого времени у него нет, и не будет, то немедленно бы заслужил ярлык «паникера», а то и похуже – «вредителя», «провокатора», «агента вражеской разведки», и вслед за тем Филипп Иванович разделил бы печальную участь всех своих предшественников. Вот почему на доклад к Вождю Голиков ходил с двумя папками. В одной – горькая правда о реальной обстановке и невеселые прогнозы, в другой та же информация, но с выводами, подслащенными в духе той «железной логики», что столь мила сердцу Вождя. В зависимости от его настроения – а Филипп Иванович очень чутко улавливал нюансы этого настроения – на стол выкладывалась та или иная папка. В последнее время чаще всего – вторая, с «подсластителем».

Сам же Голиков тем чутьем, которым безошибочно определял состояние души Вождя, ощущал и очень остро близость великой грозы. Беседа со Смоляковым лишний раз утвердила его в своих прогнозах. Война, несмотря на все аргументы «железной логики», не за горами, вторжение может начаться в любой летний день. Но как убедить в этом Сталина, уверенного и в своей логике, и в своей интуиции, которая редко подводила его? Голиков честно изложил в своей суточной справке все, что сообщил ему Смоляков, (пусть Вождь сам делает выводы), а в конце доклада поставил «громоотвод»:

«1. На основании всех приведенных выше высказываний и возможных вариантов действий весною этого года считаю, что наиболее возможным сроком начала действий против СССР будет являться момент после победы над Англией или после заключения с ней почетного для Германии мира.

2. Слухи и документы, говорящие о неизбежности весной этого года войны против СССР, необходимо расценивать как дезинформацию, исходящую от английской и даже, может быть, германской разведки».

С тем и отправился на доклад, ощущая, как холодные капли пота привычно сбегают по спинной ложбинке. Трудно и опасно быть военным предсказателем при дворе грозного генерального секретаря.

ОТВЕТ В КОНЦЕ ЗАДАЧНИКА

В докладе Голикова действительно говорилось о возможных вариантах военных действий Германии против СССР. Военная разведка докладывала руководству страны о том, что «…для наступления на СССР создаются три армейские группы: 1-я группа под командованием генерал-фельдмаршала Бока наносит удар в направлении Петрограда; 2-я группа под командованием генерал-фельдмаршала Рундштедта – в направлении Москвы и 3-я группа под командованием генерал-фельдмаршала Лееба – в направлении Киева…» Не ошибся Голиков и в утверждении, что весной этого, то есть 41-го года, нападения Германии не будет. Весной его и в самом деле не было, другое дело – летом… Но о ближайших прогнозах на лето начальник разведупра благоразумно помалкивал. Что произошло 22 июня года – то произошло. К чести Голикова надо сказать, что ни одна из разведок как Советского Союза, так и всего мира, не смогла назвать убедительно точную дату нападения Германии. Сделать это было крайне трудно, поскольку Гитлер несколько раз – и совершенно неожиданно для своего генералитета – переносил роковую дату. Делал ли он это для того, чтобы запутать шпионов, или, повинуясь своему всегда непредсказуемому внутреннему голосу, никто теперь не скажет.

Трудно объяснить и такой факт: за 1937–1941 годы были репрессированы пять руководителей военной разведки РККА, а шестой – вроде бы снятый с должности генерал Голиков – получает ответственнейшее назначение – возглавить советскую военную миссию в Англии и США? «Миссию, – как отмечает историк, – которая сдвинула с мертвой точки дело с поставками в СССР техники, боеприпасов и стратегических материалов». Потом была действующая армия, командование фронтами. Но главную свою войну – подковерные битвы, аппаратные интриги, кремлевские группировки – войну крайне опасную лично для себя, Голиков выиграл с неизменной хитровато-загадочной полуулыбкой, заполучив, в конце концов, маршальскую звезду на галстук и памятник на почетнейшем Новодевичьем кладбище.

* * *

А жизнь в Белостоке шла своим чередом… Смоляков, вернувшись из Москвы, рассказал командарму, что там, наверху, все знают и понимают. Рассказал, с каким вниманием генерал-лейтенант Голиков выслушал его сообщение об обстановке в Выступе. Это сняло с души Голубцова тяжкий камень, и он