— Внучок, иногда я думаю, что Энилия права и ты дурак! Лигея моя жена! Мама Эни. Думаешь, что я делаю полдня у себя в комнате?

— Если б полдня, ты там три четверти дня! — возмутился я. — И ничего не объяснил.

И вдруг я вспомнил слова Энн перед ее уходом:

— Только ничего не спрашивай Элиниора о его жене. Иначе он никому жизни не даст.

— Я болтаю с моей Лигеей.

— А почему она раньше прийти не могла? И почему ты к ней не мог летать? Ты же сам говорил, что это мгновенно?

— Лигея в другой вселенной сейчас. Эни просила ее выяснить в другой вселенной некоторые вещи. Поэтому летать друг к другу не вариант. Там переход из одной вселенной в другую занимает время. Однако возможность обмениваться быстрыми сообщениями есть.

А потом я понял, почему Энн говорила не упоминать жену Эли. Он весь день говорил только о ней. Причём ничего особенно конкретного, а только описывал свои чувства.

— Лигея! Самая прекрасная женщина на свете. Нет никого красивее, добрее, прекрасней Лигеи. Её глаза — как две звезды, её голос — как музыка, её улыбка — как солнце, которое освещает даже самые тёмные уголки моей души.

Где он нашел в себе темные уголки, кстати, тот еще вопрос.

Он говорил и говорил, и я понял, что это будет долгий день.

— Эли, — осторожно прервал я его, — может, ты всё-таки расскажешь что-то конкретное?

Он посмотрел на меня с недоумением, как будто я только что предложил ему отказаться от Лигеи.

— Конкретное? — повторил он. — Что может быть конкретнее, чем её совершенство?

Я вздохнул. Видимо, этот день будет посвящён исключительно восхвалению Лигеи. Ну что ж, по крайней мере, теперь я знал, почему Элиниор проводил столько времени в своей комнате.

— Лигея, — продолжал он, — это не просто женщина. Это воплощение всего прекрасного в этом мире. Когда она рядом, даже воздух становится слаще.

— А когда вы познакомились? — спросил я, надеясь узнать хоть что-то конкретное.

— Дециллион лет назад. Мне тогда было 79 лет 3 месяца и 4 дня. Я родился в другой вселенной, и когда пришел в эту, Лигея была первой кого я увидел. И она была великолепна! С тех пор мы никогда не расставались, точнее друг без друга мы провели 8 месяцев 7 дней 13 часов 15 минут. Не добровольно, конечно. Только выполняя просьбы Энн. И завтра эта разлука наконец закончится! Это как муки ада быть без моей Лигеи!

Я кивнул, стараясь сохранять серьёзное выражение лица.

— Ну что ж, — сказал я, — тогда ждём её с нетерпением.

Элиниор улыбнулся, и в его глазах снова загорелись те самые звёзды, о которых он только что говорил.

— Да, — прошептал он. — Завтра она будет здесь.

Той ночью я размышлял: интересно, какая она из себя? Говорят противоположности притягиваются. Да и Энн по характеру как противоположность Эли. Наверно Энн похожа на маму.

На следующий день, едва рассвело, в воздухе появилась Лигея. Она была темно-синей линеей, которая переливалась, как ночное небо, усыпанное звёздами. Её присутствие сразу же наполнило пространство каким-то магнетизмом, от которого даже воздух казался гуще.

— Любимая! Сделай себе тело! — воскликнул Элиниор, его голос дрожал от нетерпения. — Мы не можем отсюда уйти, пока не вернётся Энилия!

В воздухе начало формироваться тело.

Сначала появились очертания — плавные, изящные линии, которые складывались в фигуру. Она была прекрасна, не отвести взгляд! Её плечи были узкими, но не хрупкими, а скорее изысканно женственными. Потом проступили изгибы — тонкая талия плавно переходила в бёдра, идеально пропорциональные, словно выточенные мастером. Её ноги были длинными и стройными, с лёгким намёком на мускулатуру, что придавала ей не только грацию, но и силу.

Потом появились детали. Её кожа была гладкой, словно шёлк, с лёгким перламутровым отливом. Руки — изящные, с тонкими пальцами, они казались созданными для того, чтобы касаться только самого прекрасного. Но больше всего поражало её лицо. Оно было… идеальным.

Красивые скулы, мягко очерченный подбородок, губы казались одновременно нежными и чувственными. Её нос был прямым. А глаза… Боже, её глаза. Они были тёмно-синими, как глубина океана, и в них можно было утонуть. Длинные ресницы отбрасывали тень на её щёки, а взгляд… её взгляд был таким, что невозможно сохранить хладнокровие.

— Это бабуля, это бабуля, — продолжал проговаривать я, как мантру.

Её волосы начали появляться последними — длинные, тёмно-синие пряди, которые падали и струились по её плечам и спине, словно живая вода. Они переливались, как ночное небо, и казалось, что каждый локон был создан отдельно, чтобы подчеркнуть её красоту.

Я не мог отвести взгляд. Я видел не просто тело — это было произведение искусства. Каждая деталь, каждый изгиб, каждый штрих — всё было настолько совершенным, что казалось нереальным.

— Это бабуля, это бабуля. — продолжал успокаивать себя я.

— Простите! Вы не могли бы одеться? — пискнул Тоджиро, краснея до корней волос, но не отворачиваясь, на это ему бы не хватило сили воли.

Лигея вздохнула, слегка наклонив голову, как будто её просили спрятать самое прекрасное.

— Эх. Только красоту скрывать, — произнесла она, но всё же создала себе одежду. Правда, это была тёмная, изысканная ткань, которая лишь подчёркивала её совершенные формы. К тому же она была абсолютно прозрачной.

Элиниор поймал Лигею на руки, унося её в свою комнату, сказал:

— Ну мы пошли.

Я думал, что Лигея будет полной противоположностью Элиниора — сдержанной, логичной, серьезной, может, даже иногда холодной. Похожей на Энн. Как же я ошибался. Она была его точной копией, только женского пола. От неё исходила такая аура сексуальности, что, даже стоя далеко от нее, любой разум начинает терять ясность.

Все парни вокруг, включая меня, начали сходить с ума. И это было не преувеличение. Стоило Лигеи появиться, как они буквально теряли способность мыслить. Она даже не делала ничего особенного — просто стояла, улыбалась, иногда бросала взгляд в чью-то сторону, и этого было достаточно, чтобы мужчины начинали запинаться, краснеть и терять дар речи.

Я не выдержал и спросил Элиниора:

— А почему от тебя девушки с ума сходят только когда тебе это надо, а от Лигеи парни постоянно без ума?

Сначала Элиниор начал рассказывать с таким видом, будто это было очевидно:

—