Каким образом я ухитрилась взобраться по отвесной скале в двадцать футов вышиной, я не знаю. Безумный страх гнал меня вперед, я цеплялась руками и ногами за расщелины в камне и бездумно лезла вверх, не боясь упасть, словно муха, ползущая по стене.

Рывком я подтянулась на более широкий выступ — вторую ступень. И снова безжалостный перпендикуляр преградил мне путь, на сей раз его прорезала вертикальная трещина, тянувшаяся сверху донизу, словно рана. Я бросилась к ней и резко остановилась, так как увидела, что нахожусь на глыбе — осколке контрфорса, а между мной и перпендикуляром зияет глубокий провал.

Провал был примерно в четыре фута шириной, не больше. А на противоположной стороне торчал из вертикальной скалы крохотный треугольный выступ, над которым темнела глубокая трещина.

Есть за что ухватиться руками, есть куда поставить ноги, только бы мне перебраться через этот страшный провал… Но я понимала, что уже не в состоянии двигаться. Мне было больно дышать, я сильно ударилась ногой, руки кровоточили.

И я замешкалась на краю обрыва. Позади, совсем близко, послышался звук катящихся камешков. Я обернулась — ужасно находиться в положении загнанного зверя — и с отчаянием стала выискивать другой путь. Но и справа, и слева были лишь обрывы в тридцать футов глубиной. Впереди пропасть. Над краем площадки, на которой я стояла, показалась рука. Вслед за ней появилась темно-золотистая голова. Безумные голубые глаза, лишенные всякого человеческого выражения, уставились на меня.

Я повернулась и, не раздумывая, прыгнула через провал. И приземлилась на маленький выступ. Я стукнулась коленкой, но даже не заметила этого, потому что отчаянно искала в трещине опору, за которую можно было бы уцепиться. Потом мое колено оказалось в трещине. Я рывком подтянулась и очутилась в расщелине в форме узкой трубы, что позволило мне опереться спиной об одну ее стену. Взгляд мой продолжал искать, за что можно ухватиться на другой стене. Как мальчик-трубочист, чей хозяин разжег внизу огонь, я полезла вверх по трубе.

Тут моя рука проскользнула в глубокую щель. Собравшись с духом, я последним судорожным рывком подтянулась и выскочила из трубы на уступ, над которым свисала полка.

На этот раз я поняла, что загнана в угол. Даже если бы я была в состоянии забраться на полку, торчащую надо мной, силы мои иссякли, природа подвела меня. Я окончательно выдохлась. А место, где я находилась, представляло собой всего лишь уступ площадью четыре фута на десять, на котором валялись камешки и мерцал своими крошечными колокольчиками вереск.

Встав на четвереньки посреди благоухающих цветов, я глянула вниз.

Родерик стоял в двадцати футах ниже меня у края провала, подняв ко мне подергивающееся лицо. Он прерывисто и страшно дышал. На покрасневших скулах и на костяшках пальцев, сжимавших нож, блестел пот…

И тут я закричала. Звук ударился о скалы и превратился в миллион осколков колеблющегося эха, разорвавшего полуденную тишину в клочья. Надо мной, испуганно каркая, взлетел с высоты ворон.

Что-то блеснуло у моей щеки, как удар кнута. Порыв ветра обжег лицо. Нож Родерика ударился о скалу возле меня, и звук этого удара прозвенел сотней голосов, смешавшись с эхом моего крика.

Пустынные горы отразили мой ужас, и он снова полностью завладел мной. Вместе с криком в пустой голубой воздух взмыл ворон. Далеко на западе в огромной пустоте равнодушно дремал Куллин. Я припала к земле на ужасающей высоте над облачным морем — жалкая мошка, цепляющаяся за трещину в стене.

Родерик выругался хриплым голосом и, подняв опустевшие руки, скрючил пальцы, как когти.

— Я иду, — доложил он, задыхаясь от ярости, и приготовился прыгать через провал.

Схватившись за вереск, я нащупала большой острый камень, подняла его и прицелилась в Родерика.

— Не подходи! — прохрипела я. — Оставайся на месте, или я размозжу тебе голову!

Он взглянул на меня и отскочил на полшага. Потом он рассмеялся, и ситуация тут же изменилась, стала не такой безумной, потому что смех его был искренним и веселым. С лица, поднятого ко мне, полностью исчезла ярость, оно выражало знакомые мне веселье и очарование и… да, симпатию.

Родерик уныло произнес:

— Джанет, у меня сломался нож. Разрешите мне подняться.

Я собрала остатки самообладания.

— Нет! Стой, где стоишь, или я швырну в тебя камень!

Он тряхнул головой, убирая волосы с глаз.

— Джанет, дорогая, вы ведь не сделаете этого.

С этими словами он, как олень, перепрыгнул через провал и оказался на том маленьком треугольном выступе подо мной, держась одной рукой за трещину. Я увидела, как напряглись его мускулы, когда он приготовился к рывку, чтобы взобраться ко мне вверх по трубе.

Откинув назад голову, он не сводил с меня своих голубых глаз.

— Вы ведь не сможете так поступить? — спросил он.

И, помоги мне бог, я действительно не могла. Мои пальцы сомкнулись на зазубренном камне. Я подняла его, готовясь нанести удар… но что-то удерживало меня. Я представила, как камень вонзается в его плоть и как его череп, глаза и волосы превращаются в месиво… Нет, я не могла этого сделать. Меня затошнило, и камень выскользнул из руки и упал среди цветов.

— Не могу, — сдалась я и выставила вперед руки, словно отталкивая от себя этот ужасный образ. — Не могу…

Родерик снова засмеялся, и костяшки на его левой руке побелели: он готовился подняться. Внезапно что-то стукнулось о скалу в шести дюймах над его головой. Звук оружейного выстрела ударился о горы, которые отозвались эхом, напоминавшим рев поезда, вырвавшегося из туннеля.

— Не волнуйся, Джанетта, зато я могу, — мрачно сообщил Николас и выстрелил снова.

И только тут я увидела, что неподалеку на севере из тумана, который стал наконец расступаться и таять, выскочили люди и начали бегом подниматься наверх: инспектор, Геки, Нейл и Джеймси Фарлейн — все лезли вверх.

Возглавлявший их Николас уже добрался до подножия контрфорса. Прокатился эхом второй выстрел, и со скалы возле руки Родерика посыпались осколки. Пуля с визгом отлетела в сторону, Родерик вздрогнул и замер, прижавшись к скале.

Остальные, пробежав по опасному обрыву осыпи, почти поравнялись с Николасом. Инспектор что-то крикнул.

Родерик полуобернулся на своем маленьком уступе, собрался с силами и прыгнул обратно через провал. Гвозди его ботинок проскрипели по каменной площадке и зацепились. В ту же секунду я услышала скрежет и шорох ботинок его преследователей, которые, рассыпавшись, начали подъем по северному склону контрфорса.

Родерик на мгновение остановился, стараясь сохранить равновесие. Солнце мелькало на его золотых волосах, когда он быстро водил взглядом туда-сюда. Потом он прыгнул на осыпь с южной стороны контрфорса, повернулся и исчез из виду.