Инспектору, как выяснилось, нужно было немедленно отвезти пленника в Инвернесс. Перед тем как уйти, он задержался.

— Вы уверены, что с вами все в порядке, девочка?

— Совершенно уверена, спасибо, — улыбнулась я ему сквозь сигаретный дым.

Он перевел взгляд на Николаса, потом снова посмотрел на меня.

— Кажется, я ошибался, — сухо заметил он.

— Что вы хотите сказать?

— Ошибался, когда думал, что вы скрываете важную информацию.

Я вспыхнула:

— А что, вы думали, я скрываю?

— Я полагал, что вы узнали человека, которого видели у костра.

— О-о. Нет, не узнала. Правда не узнала.

— Я вам верю.

Но смотрел он на меня с сомнением, и я покраснела еще больше.

— Даже если это и так, я все равно готов поклясться, что вы мне в чем-то врали.

— Врала, — призналась я, — но не в этом. Я кое-что слышала, но не видела.

Он снова кинул взгляд на Николаса и улыбнулся:

— Ага. Значит, вот как. Ладно, я уезжаю и очень рад, что оставляю вас в надежных руках. Позаботьтесь о ней, сэр. Ей пришлось туго.

— Обязательно, — пообещал Николас.

— Да, и еще… — сурово обратился к нему инспектор Маккензи. — У вас, конечно, есть лицензия на ношение оружия?

— Оружия? — невинно переспросил Николас. — Какого оружия?

Инспектор кивнул.

— Так я и предполагал, — сухо заметил он. — Значит, позаботьтесь получить ее.

Кивнув еще раз, он повернулся к нам спиной, и его поглотил туман.

И мы остались одни в горах, на островке среди туманного озера, а со всех сторон плыли золотистые, безмятежно дремлющие горы.

Сладкий аромат вереска и едкий запах зверобоя обволакивали нас. Жаворонок снова взмыл в небо, и снова зажурчала его песня.

Вздохнув, я прислонилась к теплому камню.

— Все кончилось, — произнесла я. — Не могу поверить, но все кончилось.

— О господи, как же я за тебя волновался! — сказал Николас. — Я знал, что Грант ушел, но инспектор приказал Нейлу следить за ним, и когда в одно мгновение упал туман и Нейл вернулся и сказал, что потерял его… — Он коротко взглянул на меня. — Я знал, где вы с Дугалом рыбачите, и понесся туда. Полиция бросилась на поиски Гранта. Потом я услышал крик Дугала, затем твой и помчался как бешеный. Я нашел ваши удочки, но тебя не было, тогда я стал тебя искать. И полез в болото…

— Знаю. Я тебя слышала. Я пряталась неподалеку.

— Глупый чертенок.

— Я испугалась. Я думала, что убийца — ты… а ты еще звал меня таким зловещим шепотом.

Он расхохотался:

— Прости. Просто я знал, что Грант где-то неподалеку и, если ты откликнешься, он может добраться до тебя первым. Нет, я хотел спрятать тебя под свое крыло, а потом…

— Значит, ты точно знал, что это Родерик.

Он отвел взгляд.

— К тому моменту — да. Я, как и инспектор Маккензи, давно его подозревал, но не было доказательств.

— Что за информацию он ждал из Лондона? Или нет, лучше начни сначала, Николас. Расскажи мне…

— Это и есть сначала. Информация, которую мы сегодня получили, на самом деле является началом истории. Это касается семьи Родерика Гранта. Тебе известно, что его отец был священником?

— Он немножко рассказывал мне об отце. Мне так его было жалко: одинокий мальчик на задворках северного ветра — так он называл свою родину.

— Что ж, неплохое описание. Я бывал в Аухлехти. Это крошечная деревушка из десятка домов, расположенная в долине близ Бхейнн-a’Бхуирд. Имение Грантов находилось в четырех милях от деревни, неподалеку от развалившейся старой церкви и небольшого кладбища. Новая церковь была выстроена в самой деревне, но по соседству с домом священника никто не жил, рядом находилось лишь торфяное поле, граничившее с вереском, а на поле — камни да холмики, поросшие ивой, куманикой и расщепленным от ветра тисом.

— Он говорил мне, что жил только с отцом.

— Так оно и было. Его мать умерла при родах, и его воспитывала бабушка, мать отца, пока ему не исполнилось девять. Потом она умерла… в сумасшедшем доме.

— Боже, Николас, какой кошмар. Значит, его отец… семья его отца…

— Совершенно верно. Его отец был суровым, непреклонным человеком — типичный фанатик-пресвитерианец, какие часто описываются в художественной литературе, а он был таким в жизни. У него… его скрытая болезнь поначалу проявлялась в постепенно возрастающей тяге к уединению и аскетизму. Страстное увлечение прошлым мало-помалу полностью овладело им и обрело большую реальность, чем реальная жизнь, если можно применить термин «реальная жизнь» к крошечной деревушке в четырех милях от пустоши. Год за годом история давно погребенных костей на давно позабытом кладбище стала единственным, что имело для него значение. И маленький мальчик был для него лишь существом, которому он мог излагать свои полунаучные, полубезумные теории о древних обычаях и легендах Северного нагорья.

— Родерик рассказывал мне, что он научился благоговеть перед горами, — сказала я. — Я даже не догадывалась, что он говорил это буквально.

— Но он действительно благоговел буквально. Он провел большую часть детства, слушая истории и теории своего отца. Он впитывал его безумные, искаженные версии древних обычаев северных народов, не имеющих на самом деле ничего общего с тем бессвязным путаным бредом, который он тебе излагал. По-видимому, в своем больном сознании он камешек за камешком выстроил собственную мифологию, в соответствии с которой так называемое «ритуальное» убийство Хизер Макри явилось конкретным примером; путаница фактов из книг и из изысканий отца, искаженные примеры из фольклора перемешались в его сознании подобно стеклышкам в калейдоскопе, и его безумная фантазия породила картину насилия, представлявшуюся ему вполне логичной.

— Я знаю. Я видела отрывки из «Золотой ветви».

— Ах да, моя «Золотая ветвь»! Инспектор сказал мне, что она попала к тебе. Вчера я искал ее повсюду. Думал, что забыл ее в машине.

— Я совершенно случайно взяла ее почитать…

И я ему все объяснила. Он слушал меня с загадочным выражением лица.

— И ты отдала ее инспектору. Если бы ты знала, что она моя…

— Но я знала. В ней лежал конверт с твоим адресом, написанным рукой папы. Он у меня в кармане.

— Да ну?

Я чувствовала на себе его взгляд, но не смела встретиться с ним глазами.

— А почему ты не отдала его инспектору, если знала, что книжка моя?

— Я… я не знаю.

Жаворонок снижался, издавая чудесные рулады.

— Кстати, а откуда папа узнал, что ты здесь?