— Теперь все, — кивнул Дронго, опуская пистолет.

— Вы действительно не знаете, где находятся документы? —спросил Юрков.

— Правда, не знаю. Иначе зачем мне вас так преследовать?Подумайте сами. Это нелогично. Я давно должен был сбежать из города. При вашихсвязях мне здесь оставаться просто опасно. Кстати, как вам удалось выйти наАрчила Гогия?

— При чем тут Арчил Гогия? — воскликнул Юрков.

Изумление его было настолько естественным, что Дронго сразупонял — он ошибся.

— Его люди тоже охотятся за нами. А ведь это странно. Яработаю на него.

— Не знаю, — еще раз удивился Юрков, — разбирайтесь сами сосвоими ворами в законе.

— Значит, вы знаете Арчила Гогия?

— Конечно, знаю, — кивнул Юрков, — в Москве его все знают.Кличка Велосипедист.

— Почему Велосипедист?

— Он вставлял паклю, намоченную в бензине, между пальцами ненравившихся ему людей, когда они спали. Ну, а когда зажигал, они вертелиногами, как велосипедисты, — пояснил Юрков.

— Вот гнида, — изумился Дронго, — а производит приятноевпечатление. Такой респектабельный вор в законе, такой аристократ. Хорошо, мыразберемся.

В подъезд вошла женщина. Дронго кивнул Юркову, чтобы тот недвигался, предупредительно нажал кнопку вызова лифта. Надо отдать должноеЮркову: он не шевельнулся.

Перед тем как войти в лифт, молодая женщина улыбнулась иподняла сумку. Выстрел прозвучал абсолютно неожиданно. Юрков с простреленнойголовой упал на пол. Женщина успела повернуться и выстрелить еще раз.

На этот раз пуля попала Манучару в легкие.

Он выронил пистолет, сделал два шага и покатился полестнице. В подъезд вбежали сразу пятеро. Дронго понял, что сопротивлятьсябесполезно. Он отбросил пистолет и, не обращая внимания на окруживших еголюдей, бросился к Манучару. Тот хрипел, задыхаясь.

— Правильно говорил, — прошептал Манучар, — глупый былочень, — и умер на руках у Дронго. Когда тот поднял голову, на него смотрелисразу шесть пар холодных глаз. Дронго обхватил руками голову Манучара иопустился на пол около лифта.

Рано утром поезд прибыл в Минск, опоздав, как обычно, на двачаса. Колчин взял свой портфель и вышел из вагона одним из последних. Несмотряна субботний день, перрон был полон. Белоруссия, волею судеб оказавшаяся настыке Европы и постсоветского пространства, превращалась постепенно всвоеобразную транзитную базу, перевалочный пункт между Западом и Востоком.Наиболее сильно эти тенденции проявились в соседней Польше, где стабилизациябыла во многом достигнута повальной коммерциализацией всех граждан — отпрезидента до школьника.

Колчин, выйдя на вокзальную площадь, обнаружил, что не успелразменять свои российские деньги на «зайчики» белорусов. Но, к его удивлению,таксисты охотно принимали российские деньги, и уже через двадцать минут он былдома у Игоря. Вокруг стояла тишина. Корреспонденты и телекомментаторы, ужеутолившие первый интерес, покинули небольшой дворик, а соседи еще непроснулись.

Он поднимался по лестнице. На третьем этаже жил Игорь сосвоей семьей. У Колчина сильнее забилось сердце: он столько раз поднимался поэтим лестницам, с этим подъездом были связаны самые теплые воспоминания.

Теперь он шел в дом, куда пришла смерть. Ни секунды несомневаясь в подлом убийстве Костюковского, он понимал, как трудно будетубедить остальных людей, если даже его жена, столько лет ездившая с ним в этотдом, могла усомниться в Игоре.

На лестничной клетке горел свет. Он постучал в квартиру.Колчин знал, что тело еще не скоро выдадут обезумевшим от горя жене и детям, ноон должен вести себя так, как будто это случайная смерть. Смерть от несчастногослучая.

На его повторный стук открыла Мила. Колчин чуть не ахнул отнеожиданности. Жена Костюковского постарела за эту ночь на двадцать лет. Передним стояла старая женщина, неузнаваемо изменившаяся за несколько часов. Извеселой, жизнерадостной молодой женщины она превратилась в старуху, которойможно было дать шестьдесят и более лет.

Увидев Колчина, она, ничуть не удивившись, посторонилась,пропуская гостя в квартиру. Зеркала были завешены белым. Мила была осетинкой.Оба сына Игоря смотрели на Колчина большими глазами, в которых одновременнобыли горе, боль и страх. Они не понимали, что случилось. Близнецам было подесять лет, и они знали лишь, что папа больше никогда не приедет домой. Издругой комнаты вышла Лена, дочь Костюковского.

— Здравствуйте, дядя Федя, — это были первые слова, которыеон услышал в этом доме.

— Доброе утро, Лена. — Он знал, что это будет самый тяжелыйдень в его жизни.

Перед домом Костюковского уже стоял автомобиль с двумянеизвестными. Другой автомобиль, из которого следили за первым, стоял чутьдальше, в пятидесяти метрах. Там тоже сидели двое оперативников. Обе парыпереговаривались короткими замечаниями, стараясь не пропустить ничего изпроисходящего на улице.

В Минске уже полным ходом шло расследование необыкновенногопреступления. Скандал был грандиозный, и президент Белоруссии Лукашенкораспорядился создать особую следственную комиссию из лучших профессионалов,включив в нее министра внутренних дел и руководителя местной службыбезопасности. Нужно отдать должное следователям. Они не приняли версию обубийце Костюковском, а начали методичное и тщательное расследование всехобстоятельств дела. Колчин даже не подозревал, какие силы были брошены нарасследование этого дела.

Уже к полудню сотрудники патрульной службы — два сержанта —дали показания о трех неизвестных, вошедших в здание прокуратуры и предъявившихудостоверения госбезопасности. Одному из сержантов даже удалось запомнить однуфамилию. Скрупулезный анализ и проверка подтвердили: такой человек никогда неработал в органах госбезопасности Белоруссии.

Назревал скандал. По указанию министра внутренних дел Минскбыл оцеплен особой системой полицейских кордонов. Решено было задействоватьармейские части.

Колчин не знал всего этого, сидя в опустевшей квартире Игоряи успокаивая его жену. Слова были бесполезны, и, после того как Миларасплакалась у него на плече, он просто сидел молча, обняв вдову и поглаживаяее по плечу.

В пятом часу дня к Фогельсону в Москву позвонил один извысокопоставленных сотрудников госбезопасности соседнего государства. Звонокбыл по коммутатору спецсвязи и не мог быть прослушан третьей стороной.

— Кажется, мы прокололись, — нервно сказал белорусскийколлега. — Слишком большой скандал, вмешался даже президент.

— Я был против подобных методов, — гневно произнесФогельсон, — но разве этот идиот меня слушает? А вы пошли у него на поводу. Емуне терпится стать директором ФСК. Но, судя по его методам, он скоро попадет вЛефортово. Как вы могли решиться на подобную авантюру?