— Разумеется! Что за вопрос?

Летиция пытливо смотрела на него, пытаясь разобраться вневедомой материи — любовных отношениях между мужчинами и женщинами.

— Но это не помешало вам предыдущим вечером принятьпредложение папаши Пома и отправиться к шлюхе?

Ирландец ужасно удивился.

— Почему я должен был отказываться от дармового угощения?

— Но ведь вы женаты, — сконфуженно пролепетала девочка.

— У меня такие жёны в каждом порту. Я всех их люблю, а онилюбят меня — пока я с ними.

— А когда вас нет?

— То, чего я не вижу и о чём не знаю, не существует, —ответил штурман, проявив склонность к философии. — Лишь бы знать наверняка, чтодети, которых рожают мои бабы, не от кого-нибудь другого. Ну, на то у меня естьсвои способы проверки.

— Зачем вам дети, если у вас в каждом порту по жене?

— Дети — дар Божий. А худшее на свете злодейство — вытравитьплод, — строго сказал Логан и перекрестился.

Увидев, что собеседник совсем сбит с толку, он подмигнул:

— Ничего, Эпин, вы ещё слишком молоды. Я научу вас, какобходиться с бабами.

Рыжий Гарри был весь составлен из качеств, редкосочетающихся в одной натуре. Так же легко, как скабрёзность с набожностью, внём уживались добродушие и железная твёрдость. Вскоре после того, как нашесудно вышло в бурные воды Бискайского залива, я стал свидетелем сцены,заставившей меня взглянуть на штурмана по-новому.

Он сел играть в ландскнехт с Пронырой, крайне неприятныммолодым человеком, который однажды попытался выдернуть у меня из хвоста перо.Мичман был шумлив, хвастлив и к тому же нечист на руку, причём жульничал неизящно, как мой бывший питомец Ожье, а совсем незамысловато. Логан раскусилпрохиндея на первой же сдаче.

— Не думал, что из серой бретонской муки может испечьсяэтакий блинчик, — с весёлым смехом сказал Гарри, бросая карты. — Осторожней,приятель! За такие фокусы вам однажды отрежут уши.

Произнесено это было безо всякого вызова, тоном шутливогосовета. Но субъекты, подобные Проныре, привыкли воспринимать незлобивость какпроявление слабости.

Мичман, который был на полголовы выше, с бранью швырнул вщуплого ирландца оловянной кружкой. Дёрнув головой, Логан уклонился, проворновскочил из-за стола и, когда противник налетел на него с кулаками, несколькимибыстрыми, точными ударами загнал наглеца в угол. На беду, именно в той частикают-компании на стене висели абордажные сабли. Проныра выхватил одну из ножени завопил: «Убью!»

Меня всегда удивляло, что Гарри не расстаётся с оружием,которое висело у него на боку, даже когда он поднимался на марс, чтоб осмотретьгоризонт. Я объяснял это обыкновение прежней службой в военном флоте. Теперьчуднáя привычка спасла ему жизнь или, во всяком случае, избавила отувечья.

В короткой схватке, заставившей всех остальных врассыпнуюброситься из-за стола, Логан обезоружил забияку и лупил плашмя по спине изаднице, пока Проныра не выбежал вон. Одержав победу, штурман как ни в чём небыло рассмеялся и попросил всех бывших в кают-компании, не рассказывать ослучившемся капитану, не то глупый мальчишка угодит под арест. Тем дело икончилось.

Но чуть позже между Летицией и Гарри состоялся разговор,который показался мне примечательным.

— Почему вы не закололи негодяя? — спросила она. — Вамничего бы за это не было. Он оскорбил вас и первым обнажил оружие. А теперь выобзавелись лютым врагом, который вполне способен нанести удар исподтишка.

Штурман беззаботно пожал плечами:

— Вы плохо знаете людей, юноша. Этот щенок, получив трёпку,будет лизать мне руку и вилять хвостом. Конечно, можно было его прикончить —никто бы не расстроился. Но Господь сказал: «не убий».

Он торжественно воздел палец.

— И вы никогда никого не убивали? — уныло спросила Летиция,должно быть, вспомнив застреленного разбойника с большой дороги.

— Отчего же, много раз. В нашем мире без этого, увы, непроживёшь.

— А заповедь?

— У меня строгое правило. — Штурман горделиво тронул ус. —Истребил живую душу — произведи на свет другую. Тогда Бог тебя извинит. Я ведуочень точный счёт. За свою жизнь мне пришлось прикончить восемнадцать человек,а детей у меня в разных портах от Вера-Круса до Риги родилось семнадцать. Такчто на сей момент я в долгу перед Всевышним на одного покойника, но скорорасплачусь по векселю — пять моих баб беременны.

Моя питомица была потрясена такой бухгалтерией.

— Семнадцать детей?! И о всех вы заботитесь?

— Упаси Боже. Я даже не знаю, сколько из них живы, а сколькопомерли. Это уж не моя забота. Если ребёнок понадобился Господу, я тут ни причём. Но вы не думайте, приятель, что у Гарри Логана нет сердца. У меня вФорт-Рояле, на острове Мартиника, растёт любимый сын, малютка Джереми. —Ирландец всхлипнул. — К нему и только к нему стремится моё сердце!

Личностей, подобных Логану, я, пожалуй, ещё не встречал.Приятельство моей питомицы со столь неординарным человеком, пожалуй, можнотолько приветствовать.

Однако больше всего нам повезло с соседом по каюте. Притомчто началось это знакомство довольно пугающе.

Как я уже рассказывал, в первый день плавания мы виделикапеллана лишь издалека. Ночь он провёл на верхней койке, всего в трёх иличетырёх футах над Летицией, но, пребывая в болезненном состоянии, онаопять-таки не перемолвилась с монахом ни единым словом.

Первый их разговор состоялся лишь наутро, когда моя питомица(со мной на плече) вернулась к себе после завтрака.

Служитель Господа сидел верхом на каронаде, занимая собоюпочти всё свободное пространство конурки. В руках у него была старинная книга.Я с удивлением воззрился на обложку (то были «Опыты» Монтеня в знаменитомиздании 1596 года — не самое обычное чтение для монаха); францисканец с не меньшимудивлением воззрился на нас. Я думал, что дело в моей скромной персоне, но, какоказалось, ошибся.

— Здравствуйте, святой отец, — почтительно поздороваласьЛетиция. — Я судовой лекарь Люсьен Эпин. Прошу извинить, что давеча неспросившись занял нижнюю койку. Вам в вашей рясе забираться наверх неудобно.Если хотите, я перетащу свою подушку и одеяло наверх…

— Бог мой, — перебил её капеллан. — Зачем?!