– Но-но, блондинка, а вот грубить не надо!Поверь, если бы я захотела, то стала бы такой горячей, что ты сварилась бызаживо! – возмутилась подзеркаливающая Гюльнара.

Дафна ворвалась в ангар, пробежала несколькошагов и остановилась, озираясь. Она не знала, ни с кем будет сражаться, ни как.Однако сражаться ей не пришлось. Почти сразу Даф стало ясно, что они опоздали.Битва уже завершилась.

* * *

Бывают вещи, которые невозможно объяснить сточки зрения логики. Логика безнадежно курит на балконе, роняя вниз красныекометы окурков и поплевывая на крыши припаркованных машин. Хотя, еслипосмотреть на дело с другой стороны, единственной случайностью в мире быловозникновение самого слова «случайность». Произошло это, видимо, в момент,когда первый питекантроп шарахнул дубинкой по черепу первому неандертальцу ипосле, зажатый им в ращелине скалы, пытался ввести его в заблуждение фразой: «Тычего, брат? Я ж случайно».

Одной из таких логически необъяснимых вещейбыло то, что Мефодий Буслаев был перенесен Гюльнарой в ангар спустя ровнополторы секунды после того, как там появились убийцы из Нижнего Тартара. Всетрое уже устремлялись к Эссиорху, когда меч Древнира без замаха легкимдвижением отрубил – почти сбрил – одному из них кисть, сжимавшую саблю. Понеизвестной причине на этот раз кисть не спешила прирастать. Правда, успех былсугубо временный. Боец из Нижнего Тартара мгновенно повернулся к Мефу гнилымчерепом и, подобрав клинок, атаковал Буслаева левой рукой, в то время как егоотрубленная кисть уже резво подползала к Мефу. Ее синие пальцы шевелились, какпаучьи лапы. Из обрубка с торчащей костью сочилась мутная слизь.

Проскочив сквозь строй врага, Меф пробился кЭссиорху. Кареглазов забился под верстак и, обняв колени, сидел там с хитрымвидом, прикидывая, о чем ему теперь долго будет о чем рассказывать за пивомдрузьям.

Заметив Мефа, Эссиорх удивленно вскинул брови.Он, видно, не совсем еще понимал: на чьей стороне Меф, и не он ли привел сюдатартарианцев.

– Привет, светлый! – буркнул Мефнебрежно, чтобы хранитель не зазнался. Свету и тьме положено держать дистанцию.

Эссиорх не остался в долгу.

– Привет, наследник не помню чего! –отвечал он в тон.

Видя, что Эссиорх настороженно поглядывает наего меч, Меф повернулся к нему спиной. Уж что-что, а в спину уважающий себяхранитель никогда не атакует. Именно поэтому хранителей не особо много иосталось, пусть даже и в Прозрачных Сферах.

Дальнейшее общение стало проблематичным. Наних напали. Как все опытные стражи мрака, беглецы из Тартара исчезали ивозникали внезапно. Будто на танцплощадке ночного клуба, когда в кромешной тьмепрожектор начинает отстреливать короткие серии серебристых лучей.

Меф наносил удары быстро, не задумываясь,больше внимания уделяя защите, чем атаке. Одновременно он стремительноперемещался, понимая, что стражи, исчезнув, будут пытаться материализоваться унего за спиной. Рубящих ударов Меф избегал, предпочитая колющие выпады снизуили в голову. В плане защиты они были более безопасны, позволяя не приближатьсяк противнику ближе, чем это было разумно.

Отморозки из Нижнего Тартара действовалибыстро и слаженно. Появление Мефа не вызвало у них особого удивления. Да ивообще никаких чувств темные стражи не проявляли. Эмоционально они были чутьсложнее отбойного молотка.

Теперь же, пока один тартарианец с полыхающимполукругом сабли наскакивал на Мефа, другой гнался за Эссиорхом. Тот торопливоприпоминал ускользающую из памяти формулу защитного огня и, улепетывая, швырялв противника кусками мрамора и гранитными головами. Кареглазов уныло пыхтел,наблюдая, как очередная его работа разлетается в куски.

Эссиорху приходилось хуже, чем Мефу. Он неимел преимущества Дафны, которая, атакуя стражей на Лысой Горе, находилась всеже на приличной высоте. А тут попробуй-ка высвободи силу, когда за тобойнесутся по пятам. Страннее всех вел себя третий страж из Нижнего Тартара,появившийся позднее других. Отбежав, он отшвырнул клинок и стал делать нечтосовсем необычное. Наклонился и, удерживая в руках что-то невидимое, теперьпытался поднять его. Во всей фигуре заметно было огромное мучительное усилие.

Эссиорх всмотрелся в него и вдруг вспомнил.

– Меф!.. Кареглазов! Глазай закрывай!Глазай! – заорал он что было мочи, производя на свет до сих пор несуществующее властное и емкое слово «глазай».

«Он спятил! Меня же убьют!» – подумал Меф,едва успевая отбиваться.

Третий страж разжал руки. Незримое и страшноес низким гулом понеслось к полу и...

Меф все же успел интуитивно сделать то, о чемкричал ему Эссиорх. Закрыл глаза. Тугая волна воздуха, похожая на волну отпронесшейся электрички, толкнула его, однако он устоял. Решив, что опасностьминовала, Меф попытался открыть глаза. Слишком рано.

Пустота. Мрак. Страх. Буслаеву показалось, чтоон задохнулся. Он не видел своих рук. Не ощущал движений. У него не было глаз,слуха, дыхания. Меф даже не знал, продолжает ли он еще сражаться. Мозг отдавалприказы, пытаясь исполнить нечто вроде веерной защиты, но вот слушался ли егомеч? И был ли вообще меч? Вокруг не существовало ничего, кроме сгущенной тьмы.Меф заорал, пытаясь докричаться до Эссиорха, но не услышал своего голоса.

Мефа не удивило бы даже, скажи ему кто-то, чтоего тело распылено по галактикам. Мало ли какую силу могли высвободитьтартарианцы? Время остановилось. Стало липким и противным, как забытый наподоконнике растекшийся пластилин.

«Может, меня уже убили? И я мертвый...» –подумал Мефодий.

На всякий случай он не прекращал веернуюзащиту, одновременно пытаясь перемещаться. Однако все движения стали для негосугубой абстракцией. Тела не существовало. Даже если бы его ранили, Буслаеведва ли ощутил бы это.

«Считаю до десяти и останавливаюсь. Потому чтоменя точно убили и рыпаться глупо», – сказал себе Меф, однако прежде, чемон произнес «четыре», огненный сполох прорезал мрак.

В сгустившейся тьме распустился сияющийогненный цветок. Меф ожидал, что вот-вот он погаснет, но бутон не погасал. Онто уменьшался до крошечной искры, то вновь выстреливал несколько короткихослепительных вспышек. Цветок и ободрял, и утешал, и поддерживал, и давал силыбороться. Это был сгусток света и радости. Казалось, можно смотреть на цветокбесконечно, не желая ничего больше. Никогда прежде Меф так не желал света и такк нему не стремился. Это была нить, держась за которую, он выползал иззатягивающей его зыбкой трясины мрака.

Вспышки становились чаще и одновременнобледнели. Пятна острого света расползались, заполняя пространство. Мало-помалуБуслаев обрел ощущение времени. Вот уже из мрака проступили стены ангара и егособственный, бестолково рассекающий пустоту меч. Меф с удивлением смотрел накисть, которая, вращая клинок, уверенно пропарывала им воздух. Это было нелепои даже немного граничило с идиотизмом, потому что на Мефодия больше никто ненападал.