разошлись круги. Так всплывает на зорьке рыба, вышедшая из ночных омутов.

Но через мгновение на воде вскипели ровные фонтанчики, а затем уже донеслась раскатистая пулеметная очередь.

Заметили!

Горло перехлестнуло щемящим холодком, руки обмякли. Орехов сразу перестал ощущать холод, каменную тяжесть ботинок, костлявое плечо Юрки, перестал слышать тугой гул и стрекот штурмовиков, стаей ходивших над немецкой обороной, глухие звуки рвущихся вдали бомб.

Молчавший берег ожил, загремел. Вперекрест послал огненные пульсирующие трассы. Немецкие пулеметы ударили по плоту. Взбурлила вода, вскипела, как на жарком огне. Заклокотала, брызнула вверх, в стороны, разошлась крошечными воронками.

Перед глазами Николая пули располосовали брезентовый костюм манекена. В широкую прореху вывалился искрошенный хворост.

На Юркиной руке, ухватившей бревно, появилось красное пятно. Оно растекалось по кисти и яркой струйкой пролилось в рукав. Попелышко круглыми глазами смотрел на это невесть откуда взявшееся пятно. Боли он не почувствовал. Просто обдало кисть жаром, словно нечаянно плеснулся кипятком.

— Спускайся! — крикнул Орехов. — Спускайся ниже в воду!.. По башке шлепнут!

Юрка не шелохнулся, но по испуганному движению его глаз Николай догадался, что он слышал и понял. Просто не мог сделать ни одного движения. Юрка все еще боялся не пуль, а воды.

— Держись, ребята! — визгливо закричал Нищета. — Сейчас отмель будет!

Врал лейтенант. Орехов-то знал, что до самой кромки берега на реке глубина. Пока плот не уткнется в песчаную кромку под обрывом, ноги не достанут дна.

Врал Нищета, но ему поверили. Изо всех сил — теперь уже можно было шуметь — забултыхали ногами, чтобы ускорить движение тяжелого плота, загнать его под защиту навесного берега.

— Давай сильнее! — орал лейтенант и крутил мокрой, со всклокоченными волосами головой.

Пулеметные очереди шпарили одна за другой. Кипела вода, летели щепки, сколотые с бревен, разлетался хворост, трещал брезент манекенов.

Удалась выдумка капитана Пименова. Немцы приняли манекены за живых людей. Целили по ним очередями, били из винтовок.

— По куклам бьют! — орал лейтенант. — Нас не видят! Навались, ребята! Черников, ты что, заснул?! Греби!..

Голос лейтенанта вскинулся до отчаянного визга. Николай невольно поглядел направо. Там с краю плыл ростовчанин Черников, ловкий, удачливый разведчик. Он вдруг притих. Казалось, ему надоела вся эта свистопляска с отчаянными гребками, стрельбой, пулеметными очередями, суматошными криками лейтенанта. Решил он отдохнуть. Расслабил руки, удобно положил голову на бревно и закрыл глаза.

— Черников! — снова крикнул Нищета. — И еще громче: — Слышишь, Черников!

Ростовчанин не отозвался. Голова его не спеша сползла с бревна и исчезла под водой…

Свиста пуль уже не было слышно. В ушах колюче и безостановочно звенело. Будто открыли вентиль и выпускали пар, будто сотни невидимых рук одновременно пилили ржавое железо.

Лейтенант Нищета что-то кричал, но в грохоте не разберешь слов. Догадаться можно было лишь по разомкнутому рту — темному провалу на землистом лице.

Юрка, наконец, решился сделать движение. Мотнул головой, подобрал руку и припал подбородком к розовому пятну на запястье, зажимая рану.

Стали лопаться мины. Взрывы были гулкими, словно о железную бочку били бутылки. На воде на мгновенье возникала приметная впадина, затем от нее разбегались острые волны.

«Теперь каюк», — отчаянно подумал Орехов, ощущая, как густеет в небе скрипучий вой.

Взрыв ударил перед глазами. Плот вздрогнул, как разгоряченный конь, которого ожгли нагайкой. Скрипнуло железо, бревно колыхнулось и ободрало щеку. Пламя ослепило, в нос ударило кислым дымом. У растерзанного манекена оторвало штанины. Он слетел с плота и закачался на волнах.

Бревно, за которое цеплялся Николай, стало подвижным и скользким. На плечи что-то навалилось. Удушье сдавило горло. Но руки заработали отчаянно и торопливо. Лихорадочными саженками Николай догнал полуразбитый плот и снова ухватился за бревно. Рядом вынырнула моржеподобная голова Харитошкина.

Возле плота теперь плыло девять человек. Они упрямо подгребали к западному берегу, к заветной песчаной полоске. Они двигали плот, чтобы одолеть те два десятка метров, которые им оставались.

Минометные взрывы стали хлопать за спиной, отошли в сторону, утратили кучность.

— Жми, ребята! — снова закричал Нищета. Он догадался, что плот вошел в мертвую зону под береговой кручей. Пулеметные очереди свистели теперь поверх голов, в метре от воды, и не могли достать разведчиков.

Лейтенант грудью вылез на полуоторванное бревно. Одной рукой он держался за искореженный, вывернутый торчком брус. В другой у него был пистолет. Нищета размахивал пистолетом и орал. Волосы мокрыми космами темнели на лбу, на подбородке розовела ссадина.

Юрка Попелышко прилип к бревну. Бил бестолково ногами, поднимал тучу брызг. Подбородок по-прежнему плотно прижимал к руке. Рана наверняка была пустяковой, иначе не мог бы он так цепко держаться окровавленной рукой.

— Волосова и Нестеренко накрыло, — выплевывая воду, сказал Харитошкин. — Тебе куда попало?

Николай огляделся. Тупо ныло плечо, в ушах тонко попискивало, словно комар залетел. Но руки и ноги слушались. Видно, при взрыве его чем-то ударило.

Орехов облизал губы и повернулся к Юрке.

— Цел?

— Живой, — сдавленно ответил Юрка.

В это мгновение осколок мины сшиб в воду один из двух уцелевших манекенов. Острый хворост из распоротого брезента кинуло Попелышко в лицо. Юрка инстинктивно отпрянул и оторвался от плота.

— Спаси-те! — беспомощно и жалко крикнул он. — То-он-у! Спа…

Он хлебнул воды, поперхнулся и покорно пошел ко дну.

Харитошкин рывком вытащил Юрку на поверхность.

Орехов повернул голову и близко от себя увидел кручу. Грязно-желтый отвесный скат. В щелястой глине темнели узловатые корни, тяжелыми боками выпирали камни, змеились узкие вымоины. Правее высилась толстая ветла, которую Николай много раз разглядывал в стереотрубу. Теперь до ветлы было рукой подать — метров пятнадцать, не больше.

Последний манекен лежал наискось от плота, раскинув брезентовые рукава. Пучок прошлогодней соломы, торчавший из ворота разодранного маскхалата, казался страшным, безносым, безглазым лицом, обращенным к небу.

Автомат Орехова уцелел. Он откатился на середину плота и уткнулся надульником в щель между бревнами. Уцелели и несколько патронных цинков и два ящика с гранатами. Ручной пулемет Харитошкина и брезентовая сумка с дисками тоже были на плоту. Сохранились и три вещевых мешка. Один из них был Харитошкина, об этом Орехов догадался, увидев, что лямку мешка сержант закусил в зубах.

«Кажется, добрались», — подумал Орехов, но тут же с опаской поглядел на зеленую выпушку откоса, круто обрывавшегося к воде. Немцы могли выскочить из траншей, подползти к круче и закидать плот гранатами, в упор ударить из автоматов.

На командном пункте полка, вынесенном по приказу Барташова к самому берегу, было видно, как немцы бьют по плоту из пулеметов и закидывают его минами.

Петр Михайлович прильнул к окулярам стереотрубы и болезненно морщился каждый раз, когда возле плота всплескивался