Я сложил журнал так, чтобы он был открыт на странице сзаметкой, которую я только что прочел, и передал его инспектору Хобарту.

Не взглянув на журнал, Хобарт посмотрел меня с ног до головыи заявил:

— Так или иначе, но мне понятны чувства, которые испытываетФрэнк Селлерс.

— Что вы имеете в виду?

— Ты у меня тоже вызываешь противоречивые эмоции, — пояснилХобарт, — я не собираюсь делать вид, что эта заметка ничего не значит длярасследования убийства Даунера. 06 этом мне бы следовало подумать самому.Конечно, у этой бабенки должен был быть один из тех ножевых наборов. В концеконцов, она же была выбрана королевой всей индустрии скобяных товаров. Еепривезли в Новый Орлеан, и она там мозолила всем глаза в вечерних нарядах икупальных костюмах. Там все ее расходы были оплачены, и она получилапотрясающую рекламу.

Она, должно быть, загребла кучу денег и если она раздавалабесплатно ножевые наборы потенциальным покупателям этого товара, которыеостанавливались у стенда компании, объявившей производство этого новогоизделия, то наверняка сама Эвелин Эллис припрятала для себя хотя бы один такойножевой набор. Теперь же нам ничего не остается делать, как получить ордер наобыск, переворошить всю ее комнату в отеле, найти коробку для ножевого набора испросить ее, куда, черт побери, подевался нож, а потом посмотреть, что онаскажет.

Прекрасно. Я очень тебе благодарен. Но ты проделываешь всеэти вещи уж слишком легко, пожалуй, даже уж слишком эффектно. О, черт побери,Лэм, мне кажется, я чересчур нервозен, раздражен и подавлен. Я сижу нателефонах в моем кабинете, отдавая распоряжения во все стороны, получаядонесения, пытаясь охватить весь фронт действий своих ребят. А в это время тысидишь здесь, в этой комнате, и ничего не делаешь, разве только о чем-торазмышляешь. Не приходится удивляться, что ты смог по достоинству оценить этотматериал в журнале. Но от этого я просто взбешен.

— На меня? — спросил я, стараясь придать своему лицуневинное выражение.

— Ты чертовски прав, да, на тебя, — подтвердил Хобарт, — нов такой же степени и на себя. Я должен был сам догадаться обо всей. Вот так иприходит разгадка тайны. Я запер тебя в этой чертовой комнате, в которой ничегонет, кроме четырех стен, да журнала о скобяных товарах. Естественно, тыначинаешь перелистывать страницы журнала. И натыкаешься на золотую жилу, послечего ухмыляешься с самодовольным видом парня, только что забившего гол в воротапротивника.

— Вот что получается, когда стараешься сотрудничать сполицией! — воскликнул я, пытаясь придать своему голосу как можно большегоречи. — Мне бы следовало попридержать всю эту информацию при себе, выброситьжурнал в мусорную корзину, а потом выйти отсюда и действовать в одиночку,полагаясь на полученные сведения.

— Есть две вещи, которые никак не стыкуются с твоимипланами, — возразил Хобарт, — нет, пожалуй, целых три. Во-первых, ты отсюданикуда не выйдешь. Во-вторых, тебе не удастся действовать в одиночку, полагаясьна полученные сведения. И в-третьих, если бы ты, обнаружив нечто весьмазаманчивое, подобное этой заметке в журнале, попытался скрыть это от меня, тотебя ждали бы большие неприятности.

Он стоял, сердито разглядывая меня, затем неожиданно откинулназад голову и расхохотался.

— Ладно, Лэм, — примирительным тоном заявил он, — я могупонять тебя. Ты же меня понять не сможешь, поскольку не знаешь о тысяче и однойвещи, которые мне приходится координировать, чтобы направить расследованиеубийства по правильному пути. Тем не менее, спасибо тебе за наводку. Мывплотную займемся этой заметкой в журнале.

— Что вы там де чаете с Эрнестин? — спросил я.

— Мы усиленно допрашиваем ее, чтобы выяснить, а не знает лиона еще чего-нибудь кроме того, о чем она уже рассказала.

— Когда вы нас отпустите?

— Когда мы закончим наше расследование на этом этапе, —пообещал он. — Мы не можем позволить вам, типичным любителям, околачиватьсяповсюду и мешать нам.

— Другими словами, вы собираетесь подождать до тех пор, покане добьетесь ощутимого результата в вашем расследовании и только тогда будетеготовы отпустить меня. Но этого не случится, если Фрэнк Селлерс не позвонит вамиз Лос-Анджелеса и не сообщит, что меня можно выпустить из карантина.

Хобарт улыбнулся.

— В этом случае, — заявил я, — я требую, чтобы со мнойповидался адвокат. Он покачал головой.

— Лэм, у меня плохо со слухом. Ты говоришь мне в ухо,которое ничего не слышит.

— Тогда повернитесь, — предложил я, — чтобы другое ваше ухо могломеня услышать.

Хобарт в ответ только усмехнулся и заявил:

— Лэм, сиди здесь и не рыпайся. Можешь придумать ещечто-нибудь. Но не беспокой меня, пока не придумаешь что-нибудь стоящее. Но еслиты придумаешь нечто действительно стоящее и не сообщишь мне об этом, то я тебяпоколочу.

Он взял журнал о скобяных изделиях и вышел из комнаты.

Когда вернулся Хобарт, было уже четыре часа пополудни.

— Ну, Лэм, мы отпускаем тебя.

— А где Эрнестин?

— Я отослал ее домой час тому назад.

— Вы могли бы позволить мне проводить ее домой, — заметил я.Хобарт усмехнулся.

— Мог бы, но не сделал этого. Ее отвез домой один из нашихдетективов, который допрашивал ее. Она была возбуждена до крайности. Сказала,что телевидение — скучно и однообразно по сравнению с реальной жизнью, которая,как оказалось, может привести ее в настоящий трепет.

— Хорошо, — заявил я, — а какие планы вы заготовили дляменя?

— А какие планы ты сам наметил для себя? — спросил он.

— Это зависит от того, что я смогу сделать.

— Я не хочу, чтобы твои неуклюжие попытки что-то сделатьподпортили дело. Если ты примешься за них, то мы опять заберем тебя в участок.

— А как насчет Эвелин Эллис? Вы нашли коробку, оставшуюся оттого ножа?

— Не будь глупцом, — посоветовал он мне, — дела делаютсялегко только вами, одаренными любителями. К твоему сведению, Эвелин заявила,что она раздала все ножевые наборы аккредитованным участникам конвенции,которые останавливались у стенда компании “Кристофер, Краудер и Дойль”. Онаутверждала, что не взяла себе ножевого набора. Она вообще не занималась в товремя домашним хозяйством. Она хотела бы знать, как могло нам прийти в голову,что молодая женщина с ее положением в обществе способна на то, чтобы спрятатьножевой набор в своем купальном костюме.

— Она могла завернуть набор в бумагу и пронести его подмышкой, — возразил я, — у нее же была сумочка, не так ли?