— Вы держитесь подальше от моей стороны дела, а я не будузатрагивать вашу, — предложил я. Хобарт усмехнулся и заявил:

— Черт побери, тебе следует держаться подальше буквально отовсего. Ты полностью выпадаешь из колоды. У тебя нет никакой стороны в этомделе.

Он вышел из комнаты и захлопнул за собой дверь. Я просидел вкомнате довольно долго. Поскольку мне нечем было заняться, я принялся изучатьколонки чисел на карточках, которые были в сундуке Даунера.

Наконец, открылась дверь и вошел полицейский, который принеспару сандвичей, завернутых в бумажные салфетки, и картонный пакет с молоком.

— Это тебе от инспектора Хобарта, — сказал полицейский.

— А где он сейчас?

— Работает.

— Я хочу видеть его.

— Многие тоже хотят видеть его.

— У меня тоже есть кое-что, о чем ему было бы интересноузнать.

— Ему это не понравится.

— Почему?

— Ты должен был рассказать ему все уже в самом начале.

— Скажите ему, что я кое-что надумал.

Полицейский кивнул и вышел.

Я съел сандвичи, выпил молоко, положил пустой картонныйпакет от молока в бумажный кулек и выбросил его в мусорную корзину.

Через пятнадцать минут появился Хобарт. Он выгляделосновательно рассерженным.

— Ладно, — рявкнул он, — что еще за чертовщину ты припряталот меня?

— Я ничего не припрятывал. Просто у меня появилась идея. Явсе это время раздумывал об этих цифрах.

Он раздраженно махнул рукой и направился было к выходу, нопередумал и, остановившись, рявкнул:

— Хорошо. Выкладывай, но побыстрее. Я слушаю тебя.

— Большинство рядов этих цифр оканчивается на “три”, “шесть”и “четыре”, — сообщил я. — Давайте предположим, что это записаны телефонныеномера, но только наоборот.

— Что ты имеешь в виду?

— “Три”, “шесть”, “четыре”, — предложил я, — будут означать“Г”, “Ноль”, “Три”. Следовательно числа на этой первой карточке будут означатьтелефонный номер “Голливуд 3, 1, 500”. Затем, если вы выясните, что владелецэтого телефонного номера сделал ставку четвертого мая 1959 года, поставивдесять против одного и проиграл, затем восьмого мая поставил четыре противодного и выиграл, то все это может объяснить многое.

Немного помолчав, Хобарт вернулся к столу, пододвинул себестул, взял мою записную книжку и углубился в изучение чисел. Наконец, онзаявил:

— Ну что ж, это мысль. К твоему сведению, мы затребовали иуже получили те книжки и карточки Даунера. Попробуем перепроверить твою теорию.

— О чем еще вы разузнали? — спросил я.

— О многом, — буркнул Хобарт, встав со стула и направившиськ двери.

Он вернулся через полтора часа.

— Лэм, — обратился он ко мне, — должен признать, что у тебянеплохая интуиция. Иногда она приводит к чертовски хорошим результатам. Мне нехотелось бы говорить об этом, поскольку я запрещаю своим ребятам действовать понаитию. Я рекомендую им расследовать дело шаг за шагом, не увлекаясь блестящимиидеями, а следуя методической работе.

Я кивнул, не став возражать.

— Однако, — продолжал он, — скажу тебе, парень, хозяинтелефонного номера “Голливуд 3, 1, 500”, в самом деле играл на скачках, но не сДаунером. Он поставил десять к одному на лошадь четвертого мая и проиграл.Восьмого мая он сделал ставку четыре к одному и выиграл. Мы раскрутили парочкудругих карточек, и мои ребята сейчас проверяют полученные телефонные номера.

Так что, интуиция твоя тебя не подвела. Но что все этоозначает?

— Я не знаю, — признался я, — я пока поостерегусьиспользовать эту информацию для каких-то сногсшибательных выводов. Но если выготовы выслушать меня, то я могу поделиться с вами тем, что еще подсказываетмне моя интуиция.

— Что же она тебе подсказывает?

— То, что эта транспортировка тысячных купюр, которые былиукрадены, была довольно странной транспортировкой — ровно сто тысяч именно втысячных купюрах.

— Продолжай, — распорядился Хобарт.

— Должно быть, это был специальный заказ, — пояснил я. —Банк, который заказал эту транспортировку сотни тысяч баксов в тысячныхкупюрах, возможно, имел в числе своих вкладчиков Стэндли Даунера. Вполневероятно, что именно Стэндли Даунер и заказал сто тысяч баксов в тысячныхкупюрах.

— Почему ты так думаешь?

— Потому, что он собирался взять все деньги со своего счетаи убраться подобру-поздорову, — ответил я. — Он хотел забрать с собой наличныеденьги.

— И что же случилось? — спросил Хобарт.

— Потом кто-то, знавший Даунера, — продолжал я, — узнал, чтотот заказал сто тысяч баксов в банке, и решил их похитить. Но, если этот кто-тознал Даунера, то тогда и Даунер знал этого кого-то. Следовательно, мы имеемдело с чем-то вроде замкнутого круга. И этот кто-то также должен был знать,какой именно бронированный пикап будет перевозить деньги.

— Вот это предположение я никак не могу принять, — возразилХобарт, — этой негативной чертой все вы, умники, и отличаетесь. На тебянисходит вдохновение, и твоя догадка оправдывается, но тем самым она даетдорогу тысяче других догадок, которые уже не оправдываются.

Сожалею, что стал тебя выслушивать. Из-за этого я неожиданностал пытаться пойти напрямик. Так никогда не добиться раскрытия преступления.Так раскрывают преступления только по телевизору, когда на все отводится всегополчаса: и на показ самого преступления, и на его раскрытие, да еще и наполдюжины рекламных клипов. И на все это дается тридцать ничтожных минут.Повторяю, всего лишь тридцать минут.

В общем, иди ты к черту. Ты только совращаешь меня. Яспециально не смотрю телевизор, чтобы он не оказывал на ход моих мыслейпагубного влияния. А ты совращаешь меня еще хуже, чем телевизор.

Он встал и вышел из комнаты.

Однако уже через десять минут он вернулся.

— Не могу выбросить тебя из головы, — признался он, — тыпоставил под сомнение весь мой метод расследования уголовных дел.

Хобарт передал мне экземпляр журнала “Век скобяных изделий”,который я захватил с собой из комнаты Эвелин Эллис.

— Эрнестин сообщила мне, что у тебя был этот журнал, когдаты навестил ее вчера вечером. Когда ты ушел от нее, ты забыл забрать с собойэтот журнал.

— Ну и что? — спросил я.