– Я помню то игристое вино, – говорит она через мгновение. – Ты можешь узнать название виноградника? Раз Евгения так его любит, я могу заказать бутылку на ее день рождения.

Если Виоли и сочла эту просьбу странной, то не показывает виду.

– Конечно, Ваше… Я имею в виду, Софи.

Софрония возвращается к чтению. Она решает разбить стопку счетов на группы: события, одежда, предметы декора, еда и прочее. Быстро становится ясно, что «прочее» в основном состоит из разнообразных подарков для знати. Она узнает счет за браслет, который она отправила герцогине Бруне, когда наняла у нее Виоли. Тысяча астр. Но есть и другие, о которых она не знает. Только за последние две недели она, кажется, подарила все – от импортного фривийского жеребца лорду Вериме до летнего поместья на юго-восточной границе семье Коуст.

– Половину этих людей мне еще только предстоит встретить, – говорит она Виоли. – Эти подарки тоже дело рук королевы Евгении?

Виоли хмурится.

– Если это так, то просьба поступила не через меня, хотя, возможно, все еще существует некоторая путаница между вашим и ее счетами. Возможно, счета за подарки были выставлены вам по ошибке.

«Или Евгения использует меня, чтобы замести следы», – думает Софрония. Не все подарки поступают из Селларии, но она замечает, что все предметы роскоши, такие как драгоценности, шелка, вино и, по-видимому, даже лошади, не были куплены в Темарине, а импортированы из других стран, а это означает, что потраченные деньги не были вложены в экономику Темарина. Может быть, это лишь совпадение, но совпадения накапливаются, и вместе с письмом сэра Диаполио в Софронии прочно укоренилось подозрение.

«Это еще ничего не доказывает», – напоминает она себе. Она не может пойти к матери ни с чем, кроме веских доказательств.

Дойдя до середины стопки, она останавливается и потирает виски, чтобы избавиться от головной боли, расползающейся у нее за глазами.

– Все так плохо? – спрашивает Виоли.

Мгновение Софрония ничего не говорит. Вместо этого она откидывается на спинку стула и смотрит в потолок. Она не может сказать Виоли о своих подозрениях касательно Евгении, но есть еще одна проблема.

– Моя мать считала важным разбираться в финансах, – объясняет она Виоли. – С тех пор, как мне и моим сестрам исполнилось десять лет, мы вели свои собственные бюджеты, сами оплачивали счета. Было несколько случаев, когда одна из нас перерасходовала деньги, и мать отказывалась давать нам еще вплоть до следующего месяца. Однажды у моей сестры Беатрис закончились средства за неделю до конца месяца, и ей пришлось есть с наших с Дафной тарелок, тайком отдавать свои платья в дворцовую стирку вместе с нашими, даже самой делать прически перед вечеринками. – Она качает головой. – Должно быть, это звучит так легкомысленно.

Виоли улыбается.

– Звучит как правильное воспитание.

Софрония закусывает губу.

– Мои сестры все это ненавидели, но, честно говоря, это был один из немногих уроков от моей матери, которые мне понравились. Это немного напоминает головоломку, а мне всегда нравились головоломки. О, звезды, если бы Леопольд знал, как управлять своими расходами, возможно…

Она замолкает, приходя в себя и вспоминая о Виоли, которая все еще скорее чужая, чем наоборот.

– Извини, – говорит она.

– Неужели все так плохо? – спрашивает Виоли, глядя между стопками бумаг, теперь занимающими весь стол.

Софрония издает в глубине горла неопределенный звук.

– Само по себе? Нет. Как бы много денег это все ни стоило, если распределить эти траты на налоги со всего Темарина, цена не слишком высока. Конечно, я могу многое сократить – и буду сокращать в будущем, – но что меня беспокоит, так это то, что я знаю, что это только начало. Если бы мы посмотрели на другие счета, на счета Леопольда, вдовствующей королевы и принцев, на счета каждого дворянина, который зарабатывает на жизнь, облагая налогом людей, живущих на его территории… Я беспокоюсь, что там будет все то же самое. А если сложить все вместе…

– В некоторых случаях все даже хуже, – бормочет Виоли. Когда Софрония поднимает бровь, Виоли пожимает плечами. – Когда я работала на герцогиню Бруну, казалось, что она всегда старалась превзойти своих друзей. Если у леди Кестер появлялось новое платье, украшенное сотней бриллиантов, то у герцогини Бруны должно было появиться платье с двумя сотнями. Так же все обстояло с вечеринками, летними домами, каретами. А мужчины еще хуже. Большинство из них теряют тысячи астр за одну ночь, играя в азартные игры, а торговля лошадьми и гончими – их отдельное и очень дорогое хобби. Это то, что я заметила с тех пор, как приехала. Я и раньше слышала, что война всегда была неотъемлемой частью культуры Темарина, но полагаю, из-за того, что войны не было уже несколько десятилетий, на смену ей пришел полный упадок.

– Но это не их деньги, – мягко говорит Софрония. – И все же я не могу запросить их счета, не вызывая враждебности, – добавляет она. – Они сочтут меня иностранкой, которая вмешивается в их дела.

– Технически так и есть, – говорит Виоли, прежде чем споткнуться на слове и побледнеть. – Извините, Ваше Величество.

Софрония смеется.

– За что? Ты права. Но я бы не хотела, чтобы мои люди думали обо мне как о своем враге.

На мгновение она замолкает. Она знает, что ей нужно делать, – просто ей это не нравится.

– Не могла бы ты связаться с камердинером Леопольда и узнать, сможем ли мы найти в наших расписаниях время на пикник?

Виоли встает и поправляет платье.

– Займусь этим прямо сейчас.

Когда она уходит, Софрония бросает еще один взгляд на стопки счетов и берет следующий.

Прежде чем графики Софронии и Леопольда позволяют им устроить пикник, проходит несколько дней. Но, по крайней мере, звезды, кажется, на ее стороне, потому что погода идеальная: солнечная и яркая, но достаточно ясная, чтобы Софрония не задыхалась от тяжести своего атласного платья, на этот раз цвета ярко-синего сапфира.

Леопольд красив, Софрония не может этого не признать. Его темно-зеленый пиджак подчеркивает цвет его глаз, а бронзовые волосы в солнечном свете выглядят позолоченными.

– Ты злишься на меня, – говорит он, вырывая Софронию из ее мыслей. Он произносит эти слова тихо, хотя их стража держит подальше даже самых любопытных придворных.

Софрония смотрит на него, готовая это отрицать и сказать ему, что все в порядке, но, как только ее глаза встречаются с его, она понимает, что это будет бесполезно. Она злится на него, и, возможно, ей стоит сказать ему об этом.

– Да, – признается она, не сводя с него взгляда. – Я полагаю, что да.

Он качает головой.

– Если бы я мог начать все сначала, то сделал бы все по-другому.

Какой-то безрассудный уголок ее сердца растапливается.