– Правда?

Он кивает.

– В тот день я бы выбрал другой маршрут. Может быть, вокруг северной стороны дворца.

Тот уголок ее сердца снова темнеет.

– О, – произносит она, отворачиваясь от него и глядя на силуэт дворца. – Думаю, тогда я бы не стала злиться на тебя хотя бы потому, что была бы слишком несведуща, чтобы знать, что мне следует злиться. Ты бы предпочел, чтобы я оставалась в незнании?

Леопольд тяжело вздыхает.

– Я не это имел в виду, Софи.

– Нет? – спрашивает она. – Эти мальчики все равно были бы мертвы, не так ли? И лишь звезды знают, сколько других таких же. Исчезло бы только мое знание об этом. Может быть, еще не поздно, поговори со своим эмпиреем, спроси у него, сможешь ли ты пожелать более глупую жену.

– Ты шутишь, – говорит он ей. – Желания даже так не работают.

– Я знаю, – огрызается Софрония. – Потому что я не дура, Леопольд. Я сержусь на тебя не за то, что видела казнь. А за то, что они вообще состоялись.

– Как бы ты поступила? – спрашивает он после долгого молчания.

Софрония колеблется. Неважно, как бы поступила она. Ей не суждено надолго стать королевой, это все временно. Вскоре Темарин окажется под властью Бессемии, под властью ее матери, а Леопольд, его братья и мать будут отправлены в изгнание в какое-нибудь далекое место. Все это не имеет значения.

Но, может, и имеет. Пройдет еще несколько недель, прежде чем Темарин и Селлария вступят на войну, еще несколько месяцев до того, как эта война настолько истощит Темарин, что ее мать сможет захватить власть. И это даже без учета того, что может замышлять Евгения. Сколько людей умрет от голода и казней, а когда придет зима – от холода? Это имеет значение. И нет причин, по которым Софрония не может и выполнять приказы своей матери, и помогать темаринцам.

– Ты сказал, что уровень преступности в Темарине очень высок. Снизился ли он с тех пор, как ты ужесточил наказания?

– Это не я ужесточил наказания. Мой совет решил…

– В приказе написано твое имя, – перебивает она. – Эти казни произошли по твоему приказу. Не по приказу твоей матери или твоего совета. По твоему.

Он морщится, но не возражает.

– Нет, – отвечает он. – В последние недели уровень преступности даже вырос. Я только что узнал, что казни теперь будут проводить дважды в неделю, потому что камеры в тюрьме переполнены.

Софрония кивает.

– Итак. Все эти люди, да и не только они, решили, что готовы пойти на грабеж, даже если расплатятся за это жизнью. Насколько отчаянным должен быть человек, чтобы сделать такой выбор, Леопольд? Эти мальчики были детьми. Они должны были играть со своими друзьями, как это делают твои братья. Вместо этого они решили рискнуть своей жизнью, обкрадывая людей, которым повезло больше, чем им. Ты должнен попытаться понять, почему. – Он молчит, поэтому она продолжает. – Это вопрос, над которым я много думала, – признается она в своем открытии. – И я даже взяла на себя смелость просмотреть свои счета по хозяйству. Я потратила более пяти миллионов астр всего за две недели с тех пор, как приехала.

– Это… много? – спрашивает он, хмурясь.

Софрония сдерживается, чтобы не закатить глаза.

– Да, – отвечает она. – Даже одного миллиона астр хватило бы, чтобы накормить всех жителей Кавелле на месяц вперед. Я проверяла. Кроме того, большая часть этих денег пошла на подарки людям, которых я никогда не встречала, вечеринки, которые я даже не хотела устраивать, и услуги, о которых я никогда не просила. Ты знаешь, что шторы в нашей спальне пропариваются три раза в день по сто астр за пару? А это много, – добавляет она, потому что он все еще выглядит сбитым с толку. – Я думаю, большая часть этих платежей регулярно выполняется каждую неделю или месяц с тех пор, как хозяйство ведет твоя мать. Эту ситуацию достаточно легко исправить, но я подозреваю, что то же самое наблюдается и в твоих счетах, и в счетах дворянских хозяйств, которые корона финансово поддерживает. Твоя мать, твоя тетя, твои братья, все, кто полагается на твою доброту. Нашу доброту.

Леопольд хмурится.

– Ты хочешь проверить их счета? – спрашивает он. – Сомневаюсь, что они будут довольны, что ты хочешь следить за их расходами.

– Им не нужно об этом знать, – говорит Софрония, слегка улыбаясь. – Если, конечно, я не найду того, что может вызвать сильное беспокойство.

– Я не знаю, Софи, – колеблется Леопольд. – Это наши деньги, и мы можем позволить себе роскошь, которая соответствует нашему статусу.

– Наши деньги, – повторяет она, долго глядя на Леопольда, и у нее в голове складывается картина. – Леопольд… как ты думаешь, откуда у нас деньги? – спрашивает она.

Он пожимает плечами.

– Честно говоря, никогда особо не задумывался об этом, но, наверное, есть какое-то хранилище. Может быть, оно под дворцом?

Ей требуется все ее самообладание, чтобы не встряхнуть его.

– Мы получаем их с налогов, Лео, – говорит она. – Каждый месяц мы собираем с людей налоги за право жить в нашей стране. Они также платят налоги своим землевладельцам – герцогу или графу, которому принадлежит земля, где стоит их дом. И все деньги до последней астры приходят во дворец из карманов тех же самых людей, которые так отчаянно нуждаются в деньгах, что готовы рисковать своей жизнью, идя на грабеж.

Он смотрит на нее так, словно она несет тарабарщину. Он садится прямее, и его лоб хмурится.

– Ты уверена? – спрашивает он.

– Да.

– Я и понятия не имел, – бормочет он. Между ними воцаряется тишина. Леопольд глубоко задумался, а Софрония наблюдает за ним. Возможно, думает она, он не жесток. Ему просто все равно. И она не знает, что хуже.

– Леопольд, ты можешь запросить последние налоговые законы со всей страны? – спрашивает она его.

Он кивает.

– Я спрошу об этом сегодня, – говорит он.

– Также я хотела бы воспользоваться твоим предложением и присоединиться к собраниям совета. Когда будет следующее?

Беатрис находит Жизеллу в весьма деликатном положении: ее спина прижата к стене тускло освещенного коридора, а ее руки обвиваются вокруг шеи красивого юноши, в котором Беатрис смутно узнает сына графа.

Когда Жизелла слышит, как Беатрис откашливается, то отрывает свой рот от рта юноши и моргает, глядя на нее и словно выходя из оцепенения. Она, кажется, совсем не смущена обстоятельствами. Напротив, во весь рот улыбается Беатрис. Вокруг ее губ размазана помада.

Она сразу же начинает нравиться Беатрис еще больше.

«Ты не должна ни к кому привязываться», – шепчет голос матери в ее голове, но Беатрис игнорирует его. Как всегда, с переменным успехом.