– Директор школы?

– Да. Очень скучный тип. Я и раньше встречалась с ним несколько раз. Он все время молчит, а если ему задают вопрос, отвечает как можно меньшим количеством слов. Ужас!

Омарейл удивленно подняла брови. Это было не похоже на Дана Дольвейна, которого она знала.

– Представь, какое мучение вести с ним светские беседы, – продолжала негодовать Севастьяна. – Я перепробовала все темы. Дольше всего мы обсуждали библиотеку Орделиона. «Вы бывали в местной библиотеке?» – спросила я. «Да, бывал», – ответил он. «Пожалуй, это самая впечатляющая коллекция книг, которую мне доводилось видеть», – сказала я. «Согласен с вами, госпожа Бенедикт», – сказал он.

Омарейл молчала, ожидая продолжения.

– Это все! Это все, Омарейл, ты можешь себе представить?

Она улыбнулась.

– Хотя… ты сможешь это представить. Они придут к тебе завтра вечером.

Омарейл резко встала.

– Что? В каком смысле?

Севастьяна устало вздохнула.

– Тебе попозже доложат. Сова и твои родители решили, что тебе пора познакомиться со всей семьей Дольвейнов, поэтому Бериот завтра придет к тебе на чай с Даном. И ты сама все увидишь. То есть услышишь. С этой свадьбой столько всякой суматохи…

Омарейл начала мерить шагами комнату. Это не было полным провалом, но очень на него походило. Пока Севастьяна продолжала жаловаться на тяжкую судьбу королевской невесты, Омарейл думала о том, как избежать встречи с Даном в роли принцессы. Но однажды ей все равно пришлось бы с ним познакомиться. А значит, следовало придумать, как сделать так, чтобы он не узнал в ней Мираж Селладор.

Урок Даррита на следующий день прошел спокойно, Омарейл даже показалось, что за прошедшие выходные он сумел взять свои эмоции под контроль. В конце концов, он отлично умел это делать.

А вот сама Омарейл не могла похвастаться ледяным спокойствием: она много раз мысленно повторяла его слова: «После того что вы сделали, моя реакция была еще мягкой».

Все занятие она размышляла над сложившейся ситуацией и решила снова задержаться на перемене.

Даррит действительно справился с чувствами, так как, заметив, что Омарейл снова не покинула кабинет вместе со всеми, равнодушно сказал:

– Кажется, это входит у вас в привычку. Я настоятельно рекомендую немедленно избавиться от нее.

Она подошла к его столу и, чуть поразмыслив, села за первую парту, прямо напротив Даррита. Сложив руки в замок, она взглянула на него. Он смотрел прямо ей в глаза.

– Я просто хотела… скажите, как вы узнали? – выпалила она, решив не мучить себя догадками.

Он сперва чуть сузил свои лисьи глаза, а затем, подняв бровь, ответил:

– Странный вопрос, госпожа Селладор. Вы и сами должны понимать, что вас выдало.

Он ошибался, она не понимала, но углубляться в эту тему ей не хотелось. Она рассчитывала позже найти ответ самостоятельно, а сейчас обратила внимание на другое: он назвал ее «госпожа Селладор».

– Хорошо… значит ли это, что вы не выдадите меня?

– Ну, естественно, – бесстрастно ответил он.

Омарейл тихонько выдохнула, но она понимала, что расслабляться не стоило. Нужно было укрепить свои позиции, поэтому она произнесла:

– Я… я понимаю, что держать такой секрет непросто, поэтому если я могу… Как-либо отблагодарить за молчание… Вы же понимаете, у меня большие возможности…

Даррит резко встал из-за стола, стул неприятно скрипнул по полу.

– Вы пытаетесь, – он дважды изумленно моргнул, – подкупить меня?

Она прикрыла глаза. Надо же быть такой дурой, чтобы предложить ему это. Он был готов молчать, а теперь она оскорбила его, и он снова разозлился.

– Простите. Простите! Просто поймите меня, я в таком положении…

Омарейл сомневалась, что можно было как-то исправить ситуацию. Страх затуманил ей разум. Она предлагала деньги в обмен на молчание. Разве так должен был вести себя достойный правитель Ордора?

Ей было стыдно. Ее щеки покраснели, в уголках глаз начали проступать слезы.

– Контролируйте ваши эмоции, – недовольно процедил Даррит. – Сейчас вы выйдете в коридор, там десятки учеников. Вы же не хотите, чтобы это все, – он махнул рукой в ее сторону, – повлияло на них.

Она начала глубоко дышать, но это совсем не помогало.

– Вы обещаете, что никто не узнает? Я могу вам доверять? – спросила она, заглядывая Дарриту в глаза, всем сердцем желая, чтобы он испытал к ней хотя бы каплю сострадания.

В этот момент ее голову вновь пронзила острая боль. Это было похоже на прошлый раз, но теперь ей удалось сохранить ясность сознания.

Пока она прижимала пальцы к закрытым глазам, Даррит вскочил со своего стула, подлетел к ней и неприятно сжал плечо.

– Да вы совсем рехнулись? – воскликнул он, и, если бы не боль и головокружение, Омарейл обязательно обратила бы внимание на то, что это было первое яркое и искреннее проявление эмоций с его стороны.

Увы, эти эмоции были резко отрицательными. Лучше бы он просто постукивал карандашом по столу.

– Что происходит? – с трудом проговорила она.

– Вы уходите, вот что, – сообщил он и вынудил ее встать со стула.

Мягко подтолкнув Омарейл к выходу, он дождался, пока она вышла за дверь, и закрыл замок на ключ. Май был рядом через секунду. Он принялся обеспокоенно спрашивать, что случилось, требовалось ли ей что-нибудь и чем он мог помочь.

Но все, чего хотела Омарейл, – остаться одной и хорошенько подумать. Май словно почувствовал ее настроение и весь день занимался какими-то важными делами, не обменявшись с подругой и парой слов.

Увы, покоя ей не было и в Орделионе. Именно в тот вечер должно было состояться ее «знакомство» с Даном Дольвейном.

Час спортивной тренировки на статичном велосипеде и других тренажерах не помог ей снять напряжение. Слуги приготовили для нее ароматную ванну с солями, но и это не оказало никакого эффекта. Даже лала не помогла принцессе успокоиться.

Чаепитие было назначено на восемь часов. К этому времени Омарейл заплела волосы в косу, надела мягкое платье длиной до пола и дополнила его золотыми украшениями. На голове у нее была малая тиара, которая предназначалась для полуофициальных встреч. Родители приучили ее всегда одеваться по протоколу. Неважно, видели ли ее собеседники, она сама ощущала себя увереннее, если знала, что выглядит достойно.

Она сидела у зеркала, когда пришли Дольвейны, и рассматривала свое отражение. Приглушенный свет газовых светильников создавал мягкие тени на ее лице, которые льстили ее чертам. Глаза казались темными и загадочными, брови – почти черными, их резкий изгиб делал выражение лица решительным и даже воинственным. Но бледная кожа с просвечивающими голубыми венами на переносице и висках придавала ей хрупкости.