циркачей «Инфиниона», но его слова немедленно заставили ее вспомнить Кирюшу. Возможно, если бы она вела себя с ним, как с обычным ребенком, его особенности тоже проявлялись бы реже и слабее. Их последняя встреча в ночь цирколуния была тому ярчайшим подтверждением: у них никогда еще не было такого хорошего и такого настоящего разговора, как тогда. И все потому, что впервые в жизни она обращалась к нему нормально – не злясь на него за его особенности и не думая о том, как бы их обойти и подстроиться.

– Хм… чудесно, – пробормотала Кристина, пытаясь собраться с мыслями.

Что ж, это был сюрприз, но для разнообразия – приятный, а такими в последнее время жизнь не баловала.

– Значит, Арлисс вам все рассказал, – продолжила Кристина, рассчитывая узнать, что думает Франческа по поводу ее плана.

Не то чтобы ей так уж было нужно подтверждение со стороны, она все равно намеревалась идти до конца – ну или хотя бы попытаться, – и все же каждый раз, когда кто-то соглашался с ее планом и не считал его совершенно безумным, это действовало на нее успокаивающе.

– В общих чертах. И я подумала… – На лице Франчески отразилось неподдельное беспокойство.

«Начинается», – подумала Кристина.

Сейчас ей укажут на всю шаткость ее плана, на все его слабые места – как будто она сама их не знает! – и вежливо пошлют куда подальше.

Правда, «Обливион» не в той позиции, чтобы кого-то куда-то посылать – у них даже собственного транспорта больше нет, – но все же с точки зрения рисков шансы на успех ее плана вполне могли оценить еще ниже, чем шансы на выживание за пределами собственного цирка.

– У нас ведь больше нет амулета, так что, боюсь, и пользы от нас будет совсем немного, – закончила Франческа.

Кристина не сразу поняла, что та имеет в виду. Это она так деликатно отказывается от участия в ее авантюре? Или она искренне сожалеет, что не в силах стать тем союзником, на которого Кристина надеялась?

– Но мы сделаем все, что сможем, – с чувством продолжила Франческа. – Все, что в наших силах, чтобы помочь.

Ее слова звучали так уверенно, так решительно, что это поразило Кристину. Даже не потому, что никак не вязалось с настороженной, испуганной и смирившейся со своей незавидной судьбой Франческой, которую она знала, а потому, что такой решимости и уверенности Кристина не испытывала сама.

– Спасибо, – растерянно пробормотала она и выпалила под влиянием порыва: – Вы это серьезно?

– Думаю, с учетом всех обстоятельств, нам вполне можно переходить на «ты». И ты про что?

– Про помощь нам. Ты узнала о наших планах – сколько? Час назад? Да и то лишь в общих чертах, – и уже вот так твердо и однозначно готова участвовать? Так быстро?

– Эй! – полушутливо воскликнул Арлисс. – А я узнал о твоих планах всего лишь вчера! Тебе не кажется, что я тоже решился слишком быстро?

– Нет, – ответил Кристина. – Но ты… – Она помедлила, пытаясь подобрать слова, чтобы описать мысли, которые еще сама не до конца понимала. – Но у них, – кивнула она на Франческу, – была совсем другая ситуация. Их цирк исчезал, и они вместе с ним. Ну серьезно, они еще вчера вечером боялись расстаться со своими масками! А сегодня уже готовы в бой! Как так?

– И тебе это кажется подозрительным? – уточнил Арлисс. – Или, может, легкомысленным?

– Нет. Слушайте… слушай, – поправилась Кристина, обращаясь к Франческе, – я не хотела тебя обидеть. Просто… – Она выдохнула и наконец выпалила то, что было у нее на сердце: – Просто я сама до сих пор сомневаюсь! И боюсь… Я! Хотя именно я этот план и придумала! И мне удивительно, что кто-то, кто услышал о нем буквально вот только что, уже готов присоединиться. Особенно если учесть, на какой огромный риск мы идем.

– А-а-а… – понимающе протянула Франческа и задумчиво уставилась куда-то вдаль, мимо Кристины. – Знаешь, пока мы дрожали в своих ржавеющих автобусах и медленно умирали вместе с цирком, у меня было время подумать, и я много чего для себя поняла. Как я тогда не сомневалась – поняла слишком поздно. А сейчас нам выпал второй шанс. И я твердо знаю: куда лучше пойти на риск и проиграть, чем не рискнуть и жалеть об это всю оставшуюся жизнь. Когда ощущение риска превращается в сожаление, ты точно знаешь, что упустил свой шанс. А я больше не хочу ничего упускать.

Франческа замолчала, а Кристина так и продолжала стоять, слушая эхо ее слов. Каждое из них проникало прямо в сердце – и растворялось в нем.

Когда Кристина наконец снова вернулась в реальность, она поняла, что ей словно стало легче дышать, потому что часть сомнений, которые давили на нее все это время, рассеялась.

Глава 12

Гончие привели «Колизион» к следующему цирку через неделю. Это были странные семь дней; хотя Кристина сама никогда толком и не выступала на арене, не считая того единственного, памятного и драматичного опыта на совместном представлении с «Обскурионом», даже ей было непривычно так долго ездить по бесконечным безлюдным дорогам, не давая представлений.

Кристина подумывала распорядиться о продолжении регулярных тренировок и репетиций. Не для того, чтобы поддерживать форму, а для того, чтобы сохранить в их резко изменившемся образе жизни какую-то рутину, какие-то привычные, успокаивающие вещи, за которые можно держаться и на которые можно с облегчением отвлечься.

Выступай она сама на арене, Кристина подала бы пример, тренируясь по утрам, но, увы, ей нечего было показать. А когда она попыталась предложить вернуться к тренировкам, Кабар предельно ясно выразил мнение тех, кто без восторга принял это предложение:

– Зачем? Если наш план приведет к успеху, нам никогда в жизни больше не придется давать представления. Или ты считаешь, у нас ничего не выйдет?

Отвечать на провокационный вопрос Кристина, разумеется, не стала, но про себя отметила, что, хотя слова метателя ножей ее не порадовали, было среди них одно-единственное слово, которое здорово ее успокоило; явно не тот эффект, на который рассчитывал Кабар. И слово это было – наш. Наш план. Похоже, ее план действительно стал их общим планом. И раз так, то, возможно, у них и правда есть шанс.

Впрочем, некоторые циркачи все же продолжали тренироваться. Вероятно, кто-то заразился примером «Инфиниона»; Арлисс сразу распорядился, чтобы его артисты репетировали каждое утро. А некоторые, возможно, пришли к этому сами, осознав терапевтическую пользу повторения привычных действий