Больше дало наблюдение за самой мастерской. Из дома напротив удалось выяснить, что клиентами Чухонцева являлись приказчики ряда торговых домов. Все они имели дело с мануфактурой, некоторые даже проводили экспортные операции. Попали два маза, находящихся в розыске, – их не стали брать, лишь установили место жительства. Очевидно, Верлиока занимался преимущественно коммерцией, а силовые акции поручались другим людям.

В конце года Лыкову улыбнулась удача. Он дал Суровикову опасное поручение: назвать в разговоре с Ногтевым, словно невзначай, «ивана ивановича» Ларионом и посмотреть, как тот отреагирует. Захар Нестерович долго выбирал удобный момент и наконец изловчился. Однажды вечером статскому советнику позвонили на домашний телефон. Трубку взяла Ольга Дмитриевна и услышала мужской голос:

– Нынче в десять пускай приходят.

Это был официант ресторана «Черногория», который отвечал за экстренную связь сыщика и осведа. Значит, Суровиков что-то узнал и торопится поделиться. Алексей Николаевич полетел на явочную квартиру.

Лавочник был уже там и весь светился. Хотя во взгляде сквозила некоторая опаска…

– Ну?

– Ловко вышло, ваше высокородие. Нынче днем в разговоре насчет мануфактуры я поднял вопрос: нельзя ли мне повысить куртажный процент? Так-то я работаю из пяти, а попросил восемь. Мол, испытание я прошел, обороты растут, чё так мало платите? И вставил фразу: скажи Лариону, ему решать.

Лыков навис над агентом:

– А тот что?

– Зыркнул так злым оком и ответил: кому Ларион, а кому Илларион Саввич. Не фамильярничай, знай свое место.

– И все?

– Нет, не все, – с достоинством ответил лавочник. – Через секунду, стало быть, Верлиока спохватился и спрашивает: откуда ты знаешь? Я смешок пустил: тоже мне секрет, каждому мазу известен, а их у меня в карты восемь душ режутся. Правдоподобно вышло, он и успокоился.

– Больше ничего не сказал?

– Нет, а я спрашивать далее поостерегся.

– Правильно сделал. Молодец, Захар Нестерович! Видишь, а ты боялся.

Суровиков продолжал скалиться, и статский советник догадался почему:

– Ты знаешь, кто он?

– Догадываюсь. Илларионов Саввичей не каждый день встретишь. Нешто сами не вспомните?

Лыков задумался, потом неуверенно сказал:

– Он же умер. Я сам его вычеркивал из розыскного циркуляра. Навечно.

– Ишь, умер! – фыркнул агент. – А если то была уловка?

– Вон как… Очень может быть. Ах, шельма!

Сыщик и освед имели в виду «ивана» Рудайтиса по кличке Ларя Шишок. Этот ловкий и умный налетчик заставил о себе говорить в конце прошлого века. Он сколотил банду, которая грабила подвыпивших купцов на выходе из ресторанов. Дела ребята вели долго, поскольку умело заметали следы. А заведения выбирали на окраинах, где трудно наладить слежку. Когда сыскная полиция взяла рестораны под надзор, возле заведения Карелина (набережная Екатерингофки, 17а) пропал наблюдательный агент. Его тело так и не нашли. Лишь через год скоки налетели на подсадного «гуляку» возле ресторана «Коммерческий», что на Выборгском шоссе. В банде было восемь серьезных ребят, они устроили сыскным настоящее сражение. Их кое-как одолели и дали по десять лет каторги каждому.

В ходе следствия выяснилось, что Шишок вкладывал награбленное в торговые операции с мануфактурой! Он водил знакомства с купцами, падкими на дешевый кредит. Рудайтис получил, как атаман, тринадцать с половиной лет и уехал в Нерчинск. Это было в 1896 году. Все думали, он сел на юрцы[68] до конца дней своих. И точно: через полтора года Шишок умер от бугорчатки легких и был похоронен на сопках. Полиция вычеркнула покойника из всех циркуляров и картотек. С тех пор о нем никто ничего не слышал. И вдруг матерый «иван» Верлиока называет своего начальника Илларионом Саввичем… Ожил!

– Итак, мы, кажется, установили личность Сорокоума, – предположил статский советник.

– А то, – согласился освед. – Надо бы проверить, но каким образом? Навряд ли он проживает в Петербурге под фамилией Рудайтис. А его фальшивое имя нам неизвестно.

– Следует поднять архив и установить приметы Шишка, – предложил Алексей Николаевич. – Боюсь только, что карточка его за давностью лет уничтожена. Ну ловкач!

– Всегда был умный, – напомнил Адамова Голова. – Из костоломов выделялся, имел склонность к коммерции. И чертами вождя тоже обладал. Никто из его ребят атамана не выдал, ни одного убийства обвинение не доказало. А они имели место.

Сыщик стал строить предположения:

– Стало быть, Рудайтис на каторге подобрал себе двойника, поменялся с ним личностью[69], положил бедолагу в больничку, где тот благополучно и помер. А сам он под чужим именем вскорости сбежал.

– Так и было.

– Ну шельмец! Вот скажи, Захар Нестерович, как таких ловить? Он же умник, каких свет не видел. Веришь – нет, я самолично изъял его из списков отбывающих срок преступников. И розыскные циркуляры старые все назначил в печку. Ах, голова. Сорокоум и есть. У меня не осталось на этот счет никаких сомнений.

Суровиков открыто наслаждался ситуацией:

– Да, ваше высокородие, такие огурцы нечасто на грядке встречаются. «Иван иваныч» у нас что надо. Вот только зачем он вылез из тени? Жил бы себе и жил потихоньку, ан нет. Что за этим кроется?

– Не знаю, – ответил сыщик. – Сам давно задаюсь этим вопросом. «Иваны» все у нас на прицеле, их ловят без срока давности. А уж их набольший – вечная мишень. Для чего такая опасная жизнь умному человеку?

– Деньги, – предположил Захар Нестерович. – Их много больше, если забраться на самый верх.

– Он что, гроб станет купюрами обклеивать? Глупо.

– Тогда для чего?

– Амбиция у человека, – дал свое объяснение Лыков. – И ничего он с ней не может поделать. Потому что вождь. Настоящий, прирожденный. Такому всегда всего мало: сорги[70], власти, славы. Иначе это уже не вождь. Агентура Филиппова сообщила: Сорокоум из собственных средств учредил особый фонд в пятьдесят тысяч рублей, из которого будет помогать сидящим в тюрьмах фартовым. Вроде как плата «ивана ивановича» другим «иванам» за то, что его выбрали на первую роль. Одним этим ходом Рудайтис обеспечил себе и популярность, и влияние, каких у него не было прежде.

– Да, амбиция – штука опасная, – согласился Адамова Голова. – Выпирает, как ножик из кармана.

– На эту амбицию мы Шишка и поймаем.

Алексей Николаевич выдал осведомителю сразу полторы сотни и еще раз поблагодарил. Тот лишь улыбнулся: он имел с подпольных операций через Верлиоку много больше и не боялся кары полицейских. Расстались оба довольные друг другом.