Он кивнул:

– Да, поднимется. Но если твердо идти своим путем, топокричат и умолкнут. Ведь кричат в надежде, что устрашат криком и заставятсвернуть с пути, прием старый! Особо рьяным, которые наверняка отрабатываютполученные из-за океана деньги, можно и заткнуть рот. Или вовсе свернуть шею,как сделал спасший республику и демократию Сулла.

Я возразил потерянно:

– Но ведь того же Суллу обливают помоями вот уже дветысячи лет?..

– Интеллигенция… – протянул он. – Когда онабыла кем-то довольна?.. Вечно витающая в облаках, мечтающая о какой-тонесбыточно высокой нравственности. Увы, высокая нравственность – свойство отдельныхлюдей, но нельзя пытаться вести по пути высокой нравственности целый народ.Вообще высокая нравственность – причина гибели нынешней цивилизации. Нет,чересчур высокая нравственность – причина ее гибели. Или скажем иначе, такбудет точнее: преждевременно заявленная высокая нравственность – причина гибелицивилизации. Ведь уже есть пример: строительство коммунизма! Промахнулись,посчитав человека более высоким, чем он есть, а ему надо до началастроительства коммунизма еще очень многое из себя изживать, выдавливать,вытаптывать и выжигать каленым железом.

– Но Запад…

– Запад угодил в ту же ловушку, названную иначе. Тотуровень индивидуальных свобод, который предлагает общество сейчас, увы, этопонятная поспешность, вызванная желанием пожить в более совершенном мире. Томсамом, в котором жить нашим потомкам. Повторяю, то же самое случилось скоммунизмом. Его строители тоже исходили из наивной предпосылки, что у людейдостаточно высокая нравственность и что все пойдет на уровне «сознательности».Помните старые термины, которыми мы бросались еще в школе: «сознательный»,«несознательный»?

– Помню, все помню. Застал…

– Мы, политики, видим реальную картину. Человек таков,каков он есть. Не ангел, но и не свинья. А так, полуангел-полусвинья. Свиньюнадо выдавливать силой, репрессиями, жестокостью. Если же все оставить толькона «сознательность», то свинья очень быстро задавит ангела в человеке, и тотстанет двуногой свиньей, что мы и видим на примере тенденций развития западногомира. Дмитрий Дмитриевич, вы стоите во главе молодого народа, очень молодого!..Кто говорит о его древности – плюньте тому в глаза! А вот так, возьмите иплюньте. Хотя бы мысленно. Мы – молоды, у нас все впереди. Надо только непотеряться в лесу, как чересчур отважным детям.

Я сказал с вялой улыбкой:

– Вам здорово доставалось от традиционных историков? Зато, что начало русского народа относите к тринадцатому веку?.. Все-такиабсолютное большинство ведет от Древней, то бишь, Киевской Руси! А некоторыетак и вовсе ищут корни в скифстве, у пеласгов, этрусков…

Он поморщился.

– Я читал украинских историков, у них даже гиксосы –украинцы. Я не историк, я – ученый. Имею дело с фактами. В первом векепассионарный толчок в славянском мире заставил их расселиться на огромныхпространствах, позволил создать ряд славянских государств, в том числе иКиевскую Русь. Но к моменту вторжения монголов древние русы уже сидели напечах, забыв о великих победах своих дедов, что ходили победоносными походамина Константинополь, в Испанию и другие страны. Увы, князья врементатаро-монгольского нашествия забыли дороги даже в соседнее княжество. Так чтоновый толчок случился лишь в тринадцатом веке, тогда и появился совершенноновый народ со своими оригинальнейшими поведенческими доминантами. А что языкво многом общий, так у нас он общий и с поляками, и с сербами, но разве это недругие народы?.. Дорогой Дмитрий Дмитриевич, вы все еще ориентированы на Запад,но вы президент народа, который складывался как народ в совершенно другихусловиях! Это всегда было боевое государство! Боевое государство – вооруженное,постоянно боровшееся на два фронта. Только в России сословия различались неправами, а повинностями. Каждый либо оборонял государство, либо кормилобороняющих. Были командиры, солдаты и работники, но не было граждан, всеграждане – солдаты или работники. А как иначе? В тыща пятисотом году в Италии иГермании жило по одиннадцать миллионов человек, а в России даже в тысячашестьсот семьдесят восьмом – всего лишь пять с половиной миллионов жителей!..Россия зародилась как осажденная крепость и существовала так все века,постоянно отражая натиск извне. Вы знаете, что только в период своегостановления, то есть за двести тридцать четыре года, это с тысяча двестидвадцать восьмого и по тысяча четыреста шестьдесят второй год, Россия вынесласто шестьдесят внешних войн? И так длилось постоянно. Выжили только за счеттого, что у этой крепости всегда был военачальник, который обладалнеограниченными полномочиями карать и миловать, посылать на смерть, будь этосолдат на стене крепости, работник в поле или боярин в своей усадьбе…

Я поморщился:

– Это было давно.

– Но было, – сказал Карелин.

– Мир меняется, Генрих Артемович, – возразил ямягко.

– Дмитрий Дмитриевич, – сказал он, –согласитесь с тем, что европейцы могли заниматься внутренними разборками, влюбом случае оставаясь европейцами. Даже когда чья-то область переходила из-подконтроля Германии к Франции или Испании, а потом возвращалась послекратковременного пребывания в какой-нибудь Бургундии. Но Россия выдерживала постоянноедавление кочевников, а менталитет кочевого народа требовал полного уничтоженияпобежденных. Вспомните кочевых евреев, что вторглись в Палестину! Ониуничтожали не только женщин, детей и стариков, но даже скот и зерно, заменяявсе своим. Такая ситуация на границах требовала жестокой системыгосударственной власти, и она на протяжении всей истории России твердо и вполнесознательно, заметьте себе, поддерживалась всем населением России!

– Сейчас мир иной, – повторил я.

– Однако народ тот же, – напомнил он. – А он…я не скажу, что не может жить самостоятельно, но привык, это в крови, что всютяжесть решений несет правитель. Вам любой скажет, даже враг, что всемиуспехами в войнах и завоевании огромных пространств Россия обязанаисключительно жесткому централизованному правлению! Без твердой верховнойвласти Россия давно бы исчезла. Да-да, исчезла бы в том же году, в какомослабела бы эта власть. Сейчас как раз это и происходит, а не исчезла сразулишь потому, что мир, как правильно говорите, иной. Не набросились сразу, невломились наполеоновскими колоннами, а начали завоевание другими методами… Новсе-таки начали, а исход может быть только один: исчезновение России.

Я вяло отщипывал виноградины, в ярком свете лампы онипросвечивают таинственно и зовуще, внутри покачиваются темные зернышки,полупрозрачные волокна, а во рту растекаются изумительно сладким и нежнымсоком.

– Презрение к русскому заложил первый крупныйзападник, – сказал Карелин. – Да, Петр Первый. С его твердой рукихорошим стало только то, что походило на западное. Началось с насильственногобритья бород и одевания на западный манер, продолжается и сейчас, когда русскийписатель безумеет от счастья, что его книжку переведут и опубликуют вкакой-нибудь зачуханной Голландии, где Петр Первый работал плотником. Как же,на Западе признали! То, как относятся к его книжке здесь, в России, не такволнует, здесь – быдло, а вот чтоб похвалили на Западе, где высшая раса…Понятно, что и любые высказывания Запада принимает как откровение Божье, тут женачинает проповедовать сам, искренне полагая, что это и его убеждения, чтодолжен навязать их всем в России, этому тупому быдлу, этим косоруким русским, асам он уже почти не русский, его признают как более высокого, чем просторусский, его почти принимают за иностранца – высшая награда!