— Кстати, о фотографии… — задумчиво проговорил СергейЛеонидович, — мне кажется…

Однако подруги были так взбудоражены своим разговором, чтоне обратили на него внимания.

— Катя! — взывала Ирина к здравому смыслуподруги. — Посмотри на себя в зеркало! Ты, с твоими разноцветнымиволосами, будешь слишком заметна…

— Если надо, я побреюсь наголо! Чтобы спасти Валика, яготова на все! Если нужно сделаться незаметной, я не только побреюсь! Я готовараздеться догола, чтобы меня не узнали!

— Ну, уж тогда тебя точно узнают!

— Это почему же, интересно?

— По фигуре!

Наконец, Катя признала, что брить голову и раздеваться —действительно не самый удачный способ изменить свою внешность, и согласиласьограничиться темным тренировочным костюмом и трикотажной шапочкой ВалентинаПетровича, под которую она убрала свои разноцветные волосы. Надо сказать, чтодаже в этом «маскировочном костюме» она выглядела более чем заметно. С другойстороны, Ирина дала ей понять, что одну все равно не отпустит и вдвоем им будетне так страшно проникать на территорию противника. Короче говоря, через полчасаподруги были готовы выступить в поход. Профессор Померанцев, о котором онисовершенно забыли, только качал головой, отчаявшись отговорить их от этогорискованного мероприятия.

За дверью квартиры гражданки Юрченко, проживающей на улицеСчетовода Косточкина, царила могильная тишина. Капитан Матросова решительнонажала кнопку звонка, но никто не отозвался. Дом был так себе, среднейпаршивости, весьма потрепанный, с обвалившейся штукатуркой. Про подъезднесведущий человек мог бы сказать, что он когда-то знавал лучшие дни, ноАлександра наметанным взглядом сразу же определила, что этого не было.

Никогда не лежала на этих ступеньках малиновая ковроваядорожка, не стояли на подоконниках горшки с цветами и не сидела в будочкестрогая консьержка. В лифте отродясь не было зеркала, и сам лифт всегда двигалсяс ужасающим ревматическим скрипом, постанывая изредка, как живой, так что особочувствительным людям хотелось соскочить на длинном перегоне и подтолкнуть лифт,как хороший хозяин помогает лошади, везущей в гору тяжелый воз.

Дом был не очень старый, лет тридцати. Для домов это невозраст, у японцев вон, говорят, и по семьсот лет дома стоят. Но при надлежащемуходе.

В этом же случае въехали в дом развеселые очередники,радостно принялись таскать неподъемную мебель, тут же сломали лифт и ободралистены острыми углами. На следующий день они захламили балконы разной дрянью,которую бог знает зачем притащили с собой из старых коммуналок, закупорилинасмерть мусоропровод, а их дети расписали стены всевозможными граффити. Причемне слишком разнообразными, типа «Светка — дура, а Петров козел». Далее всематом, причем с грамматическими ошибками.

Если бы в этом доме имелась нормальная дворничиха, котораяследила бы за чистотой и хоть изредка появлялась в подъезде с ведром воды ишваброй, все еще можно было бы привести в божеский вид, но та сильно пьющаяособа, которая числилась здесь на ставке дворника, считала, что за ее скромнуюзарплату можно совсем ничего не делать.

За дверью квартиры номер девятнадцать, где проживалагражданка Юрченко, по-прежнему никто не проявлялся. Другой бы человек призналсвое поражение и ушел несолоно хлебавши. Но не Александра Матросова. От нее нетак-то просто было отвязаться. Она нажала на звонок и не отпускала его минутпять. Потом прислушалась и удовлетворенно улыбнулась: в глубине квартирыпослышалось какое-то движение, что-то уронили, чей-то голос чертыхнулся, инаконец в прихожей послышались неуверенные шаги.

— Кто? — спросил хриплый голос.

— Горэнерго! — прощебетала несвойственным ейтонким голосом капитан Матросова и скроила перед глазком самую приветливуюфизиономию, — показания вашего счетчика снять нужно.

— Я вам сама скажу… — протянула женщина за дверью.

— Никак невозможно, вы можете что-то напутать… Неположено, в общем!

Дверь приоткрылась, и Александра юркнула в щель быстреемыши. Она примерно представляла, кого увидит перед собой, поэтому не оченьудивилась. Перед ней стояла крупная полная тетка в несвежем халате и в тапочкахна босу ногу. Однако халат был шелковый, хоть и поношенный, тапочки скокетливыми розовыми помпонами, а из-под халата виднелась шелковая ночнаясорочка. На голове у тетки было нечто, здорово напоминающее разоренное гнездоаиста, разумеется без птенцов. Под глазами расплылись пятна черной туши.

— Милиция! — строго сказала Александра, тщательноприкрыв за собой дверь.

Тетка охнула и испуганно уставилась в ее удостоверение как вафишу коза — долго и бестолково. Вряд ли при этом ее не совсем сфокусированныйвзгляд что-то разобрал в служебном удостоверении. Подойдя ближе, Александрапотянула носом и уловила в воздухе стойкий запах перегара. Все ясно, тетязаливает горе спиртными напитками.

— Что пьете-то, портвейн? — поморщившись, невольноспросила она.

— Коньяк, — обиделась тетка, — армянский,между прочим.

Это вселяло надежду. Если тетка пьет хороший коньяк, а небормотуху, стало быть, она не совсем опустилась и можно будет разжиться у неекое-какими сведениями о Лысом Ленчике.

Квартирка была маленькой, однокомнатной, в комнатезастенчиво белела неубранная постель, то есть хозяйка просто спала, оттого такдолго и не открывала. На кухне было относительно чисто. То есть, конечно,стояли на полу пустые бутылки, но немного, штуки три, цветы на подоконнике незасохли, и пыль на них была максимум двухдневная. Немытой посуды в раковинетоже было не слишком много. Александра огляделась и поняла, что беспорядок вквартире свежеприобретенный, не то что хозяйка хроническая неряха, простонесколько дней у нее все из рук валится и делать ничего не хочется.

— Нигде от вас покоя нет, — вздохнула гражданкаЮрченко, грузно плюхаясь на стул, — и домой явились.., трудящемусячеловеку нигде невозможно уединиться…

— Долго спите, — не утерпела Александра, на дворебелый день.

— Не ваше дело! — буркнула хозяйка. — Человекможет с работы. Чтой-то я не разглядела, в каком вы чине, как звать…

— А вы глаза-то умойте, — предложилаАлександра, — а то запухли совсем, не смотрят.

Тетка поскребла пятерней волосы и помотала головой.Александра решила не тянуть кота за хвост и взять быка за рога, у нее маловремени. Она выложила перед теткой на стол фотографию Севы Шрама. Танаклонилась и тут же отпрянула, как будто увидела змею.

— Я ничего не знаю! — крикнула она.

— Ну-ну, — усмехнулась капитан Матросова, оно ивидно.

— И чего вы все навязались на мою голову! с чувствомвоскликнула тетка. — У меня, может, горе, любимого человека убили!