Стивену Гленвиллу

Карла Лемаршан

Эркюль Пуаро с интересом смотрел на молодую женщину,вошедшую в его кабинет.

Ее письмо не содержало ничего особенного. Это была самаяобычная просьба о встрече, без какого-либо намека на причину. Краткое деловоеписьмо. Разве лишь четкость почерка наводила на мысль: его автор, КарлаЛемаршан, еще очень молода.

И теперь она перед ним – высокая, стройная молодая женщина,немногим старше двадцати лет. Женщина, на которой невольно остановишь взгляд.Одета со вкусом – красивое, хорошо сшитое платье с дорогим мехом. Изящнопосаженная голова, высокий лоб, тонкий нос, волевой подбородок. Она была полнажизни, и именно это, а не ее красота, прежде всего обращало на себя внимание.

Перед ее приходом Эркюль Пуаро чувствовал себя стариком, атеперь он как бы вновь родился.

Поднимаясь навстречу девушке, Пуаро заметил, что еетемно-серые глаза внимательно изучают его. Она была очень серьезной исосредоточенной.

Присев на стул, Карла взяла предложенную сигарету. Некотороевремя молча курила, продолжая изучающе рассматривать его.

Пуаро приветливо сказал:

– Итак, необходимо кое-что выяснить, не так ли?

Она вздрогнула:

– Простите, вы что-то сказали?

У нее был приятный, с легкой хрипотцой голос.

– Вы пытаетесь установить, шарлатан я или человек, в которомвы нуждаетесь. Разве не так?

Она улыбнулась:

– Да, что-то в этом роде. Видите ли, мсье Пуаро, вы совсемне такой, каким я вас представляла.

– Старше, чем вы думали?

– И это тоже. – Она колебалась. – Видите, я говорюоткровенно. Мне нужен – очень нужен – самый лучший сыщик.

– Можете быть спокойны, – сказал Пуаро. – Я и есть самыйлучший.

– От скромности вы не умрете, – заметила Карла. – И все же ясклоняюсь к тому, чтобы поверить вам.

Пуаро спокойно сказал:

– Видите ли, в нашем деле важны не только мускулы. Мненеобязательно наклоняться и измерять следы, собирать окурки или исследоватьпримятую траву. Мне достаточно удобно устроиться в кресле и думать. Этонаходится здесь, – он слегка постучал себя по яйцеобразной голове, – здесь то,что работает.

– Знаю, – сказала Карла Лемаршан. – Поэтому и пришла к вам.Понимаете, я хочу, чтобы вы совершили нечто фантастическое!

– Что ж, обещаю вам это! – Эркюль Пуаро бодро посмотрел насобеседницу.

Карла Лемаршан глубоко вздохнула.

– Мое имя, – сказала она, – не Карла. Меня зовут Кэролайн,как и мою мать. – Она сделала паузу. – И фамилия Лемаршан, которую я ношу с техпор, как себя помню, тоже не моя. Моя настоящая фамилия Крейл.

Он пробормотал:

– Крейл… Как будто припоминаю…

Она сказала:

– Отец был художник, довольно известный художник. Кое-ктоутверждает, что он был великий художник. Я думаю, это так.

Пуаро спросил:

– Эмиас Крейл?

– Да. – И после небольшой паузы: – А моя мать, КэролайнКрейл, была осуждена за его убийство!

– Ага! Теперь я припоминаю, хотя и довольно смутно. В товремя я был за границей. Это было так давно…

– Шестнадцать лет назад, – уточнила девушка.

Она побледнела, а глаза стали словно два пылающих угля.

– Вы понимаете… Ее судили и вынесли приговор… Ее не повесили– нашли смягчающие обстоятельства – и осудили на пожизненное тюремноезаключение. После процесса она прожила всего год. Понимаете? Все как бы завершено,окончено, похоронено…

Пуаро спокойно сказал:

– Итак?

Девушка, назвавшаяся Карлой Лемаршан, молчала, сцепивпальцы. Вдруг она заговорила. Спокойно, с паузами, с какой-то удивительнойвнутренней энергией:

– Представьте себе мою роль во всем этом деле. Мне было пятьлет, когда… Я была слишком мала, чтобы что-то понять. Конечно, я помню мать иотца, помню, как меня поспешно вывезли куда-то в деревню. Припоминаю поросят, атакже полную, симпатичную жену фермера и всех других, которые относились ко мнес любовью. Особенно запомнились какие-то удивительные взгляды – ими встречали ипровожали меня крестьяне. Конечно, я знала – дети всегда это чувствуют, – здесьчто-то не так, но я не ведала, что именно… Затем было захватывающее путешествиена пароходе – оно длилось много-много дней, и я вместе с дядей Симоном и тетейЛуизой очутилась в Канаде, в Монреале. На мои вопросы о маме и папе ониотвечали, что те скоро приедут. Потом – не помню, как это случилось, – но я вдругпоняла, что они умерли, хотя никто об этом мне не говорил. Со временем я всеменьше и меньше думала о них, чувствовала себя очень счастливой. Дядя Симон итетя Луиза относились ко мне весьма внимательно. Они послали меня в школу, гдея вскоре нашла много друзей. Я совсем забыла, что у меня было когда-то другоеимя, другая фамилия, не Лемаршан. Тетя Луиза сказала, что так мое имяпроизносится в Канаде, и это мне показалось совершенно естественным, а современем я и вовсе забыла, что у меня когда-то было иное имя…

Вскинув голову, Карла сказала с вызовом:

– Посмотрите на меня! Ведь, встретив меня, вы сказали бы:вот девушка, которой нечего желать. Хорошо обеспечена, крепкое здоровье,приятная внешность… Только и наслаждайся жизнью. В двадцать лет я и не думала,что где-то найдется человек, с которым я хотела бы поменяться судьбой. Но туткак раз и случилось: я начала задавать вопросы. О матери, об отце. Кем онибыли, чем занимались? Наконец – и это было неизбежно – я обо всем узнала. Мнесказали всю правду. Они были вынуждены это сделать, хотя бы потому, что ядостигла совершеннолетия… А потом пришло это письмо. Письмо, оставленное моейматерью перед смертью…

Выражение ее лица изменилось, взгляд потух, глаза ужеказались не двумя пылающими угольками, а темными, печальными озерами.

– И вот я узнала правду: мать осуждена за убийство. Этокошмар.

Она помолчала.

– Должна вам рассказать еще кое-что. Я была обручена. Дядя итетя убеждали, что я должна подождать, не выходить замуж до тех пор, пока мнене исполнится двадцать один год. Когда я узнала правду, поняла, почему они такговорили.