Он хохотнул:

– Верно. Но вы специалист по оружию, верно?.. А чтоваше оружие разрушает? Или оно не разрушает?

Он спрашивал с некоторым пренебрежением, то ли в самом делея ему явно не нравился, то ли провокационка, чтобы я прям щас выложил все своитайные секреты.

– Разрушает, – ответил я лаконично.

– Что?

– Самое важное, – ответил я. – Самое важное.

– Но что?

– Принятую человеком модель мира.

Мы втроем поднялись по этой царской лестнице… дажеимператорской, достойной не только императора Николая Второго, а можно выше –султана Брунея. Я держался как можно солиднее, но все равно ощущал себясамозванцем. Несмотря на заносчивость, что необходима в моем ремесле, я все жене чувствовал, что уже насовершал массу великих дел и готов «передаватьмолодежи секреты». Да и секретов-то никаких, просто остальные олухи не всостоянии подобрать даже то, что лежит буквально на дороге.

Ну кому не понятно, что писатель важнее генерала? В смысле,для общества?.. Оказывается, никому не понятно. Вот только сейчас проснулись.Да и то, готовых инфистов пока нет, в смысле – с дипломами, у нас главное –диплом, да еще желательно, чтоб там что-нибудь по-иностранному, к примеру –«graduate in Muchosransk», потому ухватились за писателей. Хотя, конечно же,информационные войны не просто лежат в литературной области, но и бьют тольколитературными снарядами, философскими бомбами, снайперскими пулями анекдотов,эпиграмм… И все еще здесь уникальная область боев, где наступательное оружиепока что значительно сильнее оборонительного.

Чего мандражировать, подумаешь – мраморные ступени, стенывысокие, как в церкви, всюду портреты выпускников, видел такие же в школьномучебнике истории, зато я – инфист номер один. А это в самом деле значит, чтостою не одной эскадрильи ракетных самолетов!

Я покосился на сопровождающих, подумал, что даже их сумел бызахватить. Я вообще люблю поэтапный захват: к примеру, сперва беру лидеровмолодежи… люблю захватывать студентов, то есть при сохранении общей нормывывожу отдельные группы из-под влияния правительства, религии и прочего,прочего. Вообще такая война может проходить на фоне всеобщего мира иблагополучия, никто еще не чувствует, что я их накрыл вакуумной бомбойповышенной мощности, но треть уже поражена, уже начинают думать иначе… Да, радиэтих моих возможностей здесь в самом деле, если не идиоты, должны платить мнелюбые деньги…

Для инфиста вообще сладкое время безнаказанности: жертва нев состоянии реагировать и как-то защититься от моего воздействия. Тем более чтооно всегда воплощено в доброжелательную форму, как же – я ж выражаю вслух вродебы его собственные мысли, всего лишь чуть раньше формулируя, выгранивая доводыпоярче, чтобы звучали, запоминались!

Широкая ковровая дорожка привела к дверям немыслимыхразмеров. Шпак сразу же вошел, а Михаил сказал вполголоса:

– Это на минутку… Вас уже ждут.

Я кивнул, мысль продолжала разматывать клубок инфизма.Главная опасность информационной войны для жертв в том, что нет видимыхразрушений, как, к примеру, от бомбежек. Население даже не приводит в действиезащитные механизмы, которые у него все же есть. Зато для нападающей стороныполный простор, возможность не только первого безнаказанного удара, но и сериимощнейших ударов. А в стране-жертве… или среди народа-жертвы начинается упадок,депрессия, переоценка идеологии, идей, ценностей, политики, внешнего ивнутреннего курса… Их уже приходи и бери голыми руками, а среди них тольконемногие смутно начинают догадываться, что против них уже давно ведутразрушительную войну. На этом этапе важно найти и подкармливать каких-нибудьместных квислингов, что будут высмеивать попытки заговорить об инфонападении,мол, опять охота за ведьмами, что это вам везде мерещатся враги, надо своюэкономику поднимать, а не искать врагов за рубежом…

Двери распахнулись, меня ввели чуть ли не под локоток вогромнейший кабинет. Я с любопытством уставился на исключительно красивуюженщину за столом. Чем-то неуловимым похожа на Кристину, только цвет волосиной, а волосы собраны на затылке в артистично небрежный пучок.

Она очаровательно улыбнулась нам, так умело перераспределивулыбку, что каждый ощутил, будто именно он получил девять десятых пряника, а остальнымсмахнули крохи.

– Минутку, – сказала она. Ее пальчикнатренированно попал в клавишу старинного селектора. – Евгений Викторович,товарищи уже в приемной… Хорошо. Да-да, обязательно!

Шпак подмигнул нам обоим. Мол, вот видите, как все быстро.

Подумаешь, мелькнуло у меня в черепе. Конечно, этот человексейчас могущественнее президента, но что мне все президенты, короли иканцлеры?.. Уже тем, что я – писатель, я выше всех правителей мира. А уж какинфист так и вообще чуть-чуть лишь ниже Бога.

Михаил отворил дверь, отступил. Я шагнул, но успел додумать,что особенность информационной войны еще в том, что нет разделения назахватывающих и местных. Сразу стирается даже разграничение «Друг/враг». Я ихбомблю, а они, пораженные ударной волной, уже начинают считать союзником того,кто на самом деле враг.

Этот кабинет показался мне одним из залов Эрмитажа. То жебогатство обстановки, те же музейные вещи, такие ценные для дикарей. На томконце длиннейшего стола восседает старый царственный лев, таким выглядел этотседой человек. Лицо показалось знакомым, но фамилию вспомнить не мог, портретвидел только в школьном учебнике.

Он изволил встать, подчеркивая, что моему появлению придаютнемалое значение, даже вышел из-за стола и благосклонно пожал руку.

– Р-р-рад, – проговорил он государственнымголосом. – Я рад… да-да… Мне говорили, говорили… Специалист поинформационным войнам?.. Да, это новое слово военного искусства… У вас какоезвание?

Я сел в указанное мне кресло. Шпак опустился напротив, но нераньше, чем сели мы с ректором, а Михаил так и вовсе остался с другой стороныцарственной двери.

– Рядовой, – ответил я. И добавил злорадно: –Запаса.

Он вскинул седые брови, лохматые и похожие на осыпанныеинеем ледяные торосы. Очень медленно повернул голову к Шпаку. Тот вскочил, онвзглядом усадил, словно вогнал кувалдой гвоздь, сказал укоризненно:

– Эх… Впрочем, это наша вина.

Всегда приятно, когда не тебя винят, а признают свою вину. Ктакому человеку сразу чувствуешь симпатию. Я тоже ощутил, хотя этот приемрасположения к себе собеседника далеко не нов, но сказал с удовольствием:

– Да, конечно.

Ректор кивнул:

– Мы заметили, что на вас напали… уже за это вас должныбыли повысить хотя бы до лейтенанта. Более того, вы, не дожидаясь подходаосновных сил, вступили в бой… за это вы достойны звания капитана. Вступили вбой и нанесли ряд ощутимых ударов! Это уже – майор. Но полагаю, что дляпреподавательской роли больше подходит звание полковника… Итак, полковникФакельный, добро пожаловать в нашу крепость. Как вы уже понимаете, по этойкрепости бьют особенно сильно.