– Очень важный договор? – спросила она светскимголосом. – Володя, не пои меня своим гадким кофе, как ты всегда делаешь!..Принеси стакан холодной воды… Любой, хоть нарзану!.. И я оставлю тебя работатьв такую жару.

Кристина кивнула, глаза ее бежали по строчкам договора.

– Да, – сказала она отстраненно, – оченьважный… Речь идет о больших деньгах… очень больших. Автору достанутся совсемкрохи, но он рад, что деньги-то большие!.. На Западе авторы, рангом даже нижегосподина Факельного, получают за каждую книгу пятнадцать-двадцать миллионовдолларов. У нас, конечно, масштабы меньше, но не настолько, чтобы он получалпятнадцать-двадцать тысяч…

Карандаш ее легко порхал, ставя галочки, подчеркивая, обводянаиболее важное, зачеркивая повторы или неприемлемое, а Марина сказала сдеревянной улыбкой:

– Да-да… не в тысячу же раз!..

Но глаза ее сказали, что она считает Кристину не моимлитагентом, а литагентом издательства, те ворочают миллиардами, а такиекрасивые пираньи могут быть только там, возле крупных денег, а писателишка имна один острый зуб.

Вода в стакане пузырилась, сразу усеяла стенки блестящимишариками. Марина пила мелкими быстрыми глотками, морщила нос. Взглянула начасы, в глазах уже вертятся цифры калькулятора: раз уж я занят, то куда пойти ис кем, на каких условиях. На меня взглянула, как на проигравшего, с такойкрасоткой у меня нет шансов, подпишу все, что подадут эти холеные руки, а еслигде-то заартачусь, то хищная красотка ради дела вскинет на мои плечи своироскошнейшие ноги, и тогда все, подпишусь даже на работу дворника перед своимже домом.

Я закрыл за нею дверь, а когда сразу же сходил за кухню задвумя стаканами охлажденного сока и вернулся в комнату, Кристина уже снова безмайки, но глаза по-прежнему очень по-деловому пробегают взглядом по текстудоговора.

– О, спасибо, – сказала она, принимая сок. –Какая адская жара… Сколько она продлится?

– Синоптики могут пообещать и мороз с метелями, –ответил я. – Если спонсором выступит магазин дубленок.

Она пила медленно, наслаждаясь каждым глотком. Я ухитрялсяпочти не смотреть на ее изумительной формы грудь, Кристина откинулась на спинкукресла, молочные железы приподнялись и двумя раскаленными стволами лазеровнацелились мне в губы. В серых глазах заблистал смех.

– Простите, – сказала она смиренно, – я испортилавам секс… В такую жару воздержание особо мучительно. Но если вам это уженачинает мешать… в смысле, течению ясной мысли, то я к вашим услугам.

– Спасибо, – буркнул я, – как-то обхожусь.

– Да, – согласилась она, – «Тайд» отстирываетвсе. Но если возникнет желание – только свистните.

– Свистну, – пообещал я.

Так свистну, добавил про себя, что глаза у тебя, красиваясучка, на лоб вылезут. Никто мне еще так нагло не предлагал это дело, да еще втаких медицинских терминах. Чувствую себя последним гадом. И каким-топроститутом, хотя предлагает она, но чувствую себя гадом я, почему?

Вообще в отношении Кристины желание возникло только однажды,да и то странное: как будто бы я после ссоры с нею схватил ее, связал и грубоистрахал во все дыры и полости. Но проснувшись окончательно, устрашился, чтоэто уже какая-то перверсия – связывать женщину. Это свидетельство моейбеспомощности, что ли, а там рукой подать и вообще до гомосекства или ещекаких-то крайностей… наверное, рукой подать.

Во всяком случае, мой тренированный мозг больше не позволялсебе таких вольностей, а на обнаженные прелести Кристины смотрел холодно,горячая кровь к гениталиям не приливает. Почти не приливает, а когда все-такитуда устремляется горячая волна, я умело направлял ее на сдерживание радикальныхисламистов, а то и вовсе начинал усиленно думать о своей Главной Книге… Далучше я опущусь на пару этажей и трахну Нюрку, простую и податливую девку, еетрахает все мужское население дома, со всеми она в хороших отношениях и,главное, никого ни к чему не обязывает.

Кристина, по-моему, так и не врубилась, почему ненакидываюсь, раз уж такой сладкий кусок мяса подкладывает под самый нос. Другойсам бы подбивал клинья, истекал слюной, юлил бы и скулил, а тут холодноватыйотказ…

У меня вообще вся жизнь на бутербродах, хотя иногдазаказываю что-нибудь шикарное в ближайшем ресторане. С доставкой на дом. Моигонорары позволяют жить безбедно, даже очень безбедно, а если вдругоказывается, что в квартире нет даже хлеба, а в холодильнике при тугом бумажникехоть шаром покати, то это лишь придает жизни некоторое обаяние.

На этот раз в холодильнике мясо и фрукты из самого дорогогосупермаркета, всякие салаты, деликатесы и прочая хрень, чтобы произвестивпечатление на непьющих женщин. Я слышал, как на кухне зашумела вода, Кристинавнесла в широкой вазе оранжевую горку виноградных гроздьев.

– Я все правильно сделала? – спросила онаосторожно.

– Ну, наверное, – ответил я рассеянно. – Я неспец по ритуалам.

– Простите, Владимир Юрьевич, я не слишком вам мешаю?..Может быть, мне приходить до или после вашего творческого периода? Одни пишут,как я слышала, утром, другим только по ночам…

– У меня другой стиль, – отмахнулся я. –Помните, Хемингуэй писал в кафе? У меня обычно жвачник включен… Иногда дажевторой комп пашет.

– Чудесно, – сказала она с облегчением. – Ато я чувствовала себя виноватой. А так побуду третьим компом. Вы какие кнопкитопчете чаще других?..

– Что, собираетесь писать романы?

– Писать нет, но знать, как пишете… наверное, надо?Золя, я слышала, заворачивался в простыню и держал ноги в тазу с горячей водой.Нерон одевал шкуру леопарда…

Я посмотрел на нее тяжелым взглядом, как надеюсь, хотя такойвзгляд вообще-то очень похож на бараний. Не угадать, где говорит смиренно, агде начинает издевочку. И все это с интонациями робкой монашки, для которой я –Бог.

– Мне простыня не потребуется, – пообещал язловещее. – И шкура… а если шкуру восхочу снять, то не с леопарда.

На экране лениво плыл по синему небу пурпурный дракон. Средибелых, подсвеченных оранжевым кучевых облаков он смотрелся как драгоценныйрубин. Внизу по зеленому полю медленно двигается конный рыцарский отряд. Я тупосмотрел на них, не понимая, почему выехали из замка, у них же пир, у меня этохорошо получается, потом немного с бабами, здесь тоже надо дать читателю кусоксладкого мяса, а они уже встали из-за стола, идиоты…

Тонко запищал домофон. Я вскочил, метнулся к прихожую.Солидный мужской голос сказал, что он – шофер Кричевского, лекция через полторачаса, но лучше выехать сейчас, как и договаривались.

– Выхожу, – ответил я.

Кристина, уже одетая и причесанная, с самым благовоспитаннымвидом, в глазах ожидание, вышла в прихожую.