мой отец. Не исключаю даже, что она и правда так думала. Но тогда я впервые узнал о её любимом увлечении: рушить чужие жизни.

Когда собеседник вновь взглянул на неё, огонь в его глазах больше не казался Еве отражённым.

– Ты спрашивала, что мне сделала моя семья? Моя сестра лишила меня самого дорогого, что у меня было. Так я научился никому не доверять. Мой отец избивал меня до полусмерти, чтобы выбить из меня то, что он считал омерзительным. Так я полюбил причинять и чувствовать боль. Мой кузен Зайлер, отец нашего прекрасного Мирка, прознав о моей слабости, пытался подложить ко мне в постель своего шпиона. Видишь ли, до поры до времени я был единственным, кому Айри поверяла свои тайны, но с ней проделывать то же было бесполезно, а он долго не мог поверить, что мы действительно рассорились. Моя кузина Инлес, мать твоего возлюбленного Уэрти, озаботилась распустить обо мне самые омерзительные слухи, которые смогла родить её фантазия, вдохновлённая знанием о моих отклонениях. О том, как ко мне относился достопочтенный лиэр Рейоль, ты знаешь. Их детишки, насколько могу судить, недалеко ушли от тех, кто породил их на свет. – Отставив бокал, Кейлус налёг на ручку кресла, подавшись к Еве, которая глядела на него расширенными глазами. – Я никогда никого не принуждал. Не заставлял. Не пользовался чьей-то беспомощностью. Скажи, разве я виноват, что не могу выбирать, кого любить? Разве равен тем, кто унижает или насилует неспособных постоять за себя? Разве мои чувства преступнее и грязнее твоих лишь на том основании, что я люблю во всём подобного себе? Разве я заслужил то, что получил – за любовь?

Взгляд и голос его не были требовательными, не были настойчивыми: в них светилась и звучала прохладная мягкость шёлка. И это не отменяло того, что он действительно жаждал услышать её ответ.

Она знала, что должна ответить. Знала, что ей хотелось ответить на самом деле. К счастью, эти две вещи совпадали.

Почти.

– Нет. Не заслужили, – сказала Ева твёрдо. Кристально честно. – Но это не оправдывает того, что вы делаете теперь.

Он хмыкнул. Откинулся на спинку кресла, рассеянно переплетя тонкие пальцы.

– Кейлус, отступитесь. Вам не нужно то, к чему вы стремитесь. Почти все, на кого вы так злитесь, мертвы. Королеве за вас отомстят другие. А ваши племянники… – Ева на миг замялась, осознавая, насколько по-детски прозвучит то, что ей хотелось сказать, – они… хорошие. Я не знала их отцов, но они не такие.

– Не факт, что ты знаешь их так хорошо, как тебе бы хотелось. – Кейлус, не глядя, подхватил бокал.

– Знаю. И вы сами говорили, что дети не в ответе за грехи отцов.

– Те же лицемеры и лжецы, зацикленные на силе, власти и желании вписать своё имя в историю. Только юные. – Хозяин дома смочил вином пересохшие губы, и глаза его нехорошо блеснули. – Если ты всерьёз собралась со мной спорить, вспомни, что твой любимый Уэрти хочет вонзить нож в спину женщине, которая стала ему второй матерью, ради того, чтобы занять её место.

Ева помолчала. И ещё помолчала.

Потом, прикрыв глаза от осознания, насколько глупо и рискованно то, что она делает, тихо и размеренно заговорила, чтобы всё же развеять кое-какие фатальные заблуждения Кейлуса Тибеля.

Иногда выбраться из тупика можно одним-единственным способом: совершив прыжок веры. Особенно когда только что доверились тебе.

– …таким образом, как вы понимаете, старается Уэрт не для себя. И, как я подозреваю, даже не для Мирка, – закончила Ева спустя пару минут размеренного повествования о планах Герберта касательно тёти, брата и её самой. – Во всяком случае, не потому что он его брат.

Когда она взметнула ресницы вверх, то с облегчением осознала: Кейлус следит за ней без торжества, без расчётливости, без алчности. С тем же удивлённым, болезненным вниманием, с каким прежде она выслушивала его.

– Ты бы не сказала мне всего этого, будь это так.

Ева печально улыбнулась:

– Правда или ложь?

Посмотрев в её лицо, заглянув ей в глаза, Кейлус медленно покачал головой.

Они не так долго упражнялись в этой игре, чтобы теперь Ева могла его обмануть.

– Почему? – вымолвил он вместо всего, что мог бы произнести.

– Потому что я не хочу, чтобы вы с Уэртом были врагами. Чтобы мы были врагами. Враг у нас один. Общий. Логично было бы объединить усилия вместо того, чтобы усложнять нам задачу, помогая Айрес восторжествовать.

– Мы и без того не враги. – Задумчивость, с которой Кейлус отвернулся, показалась ей хорошим знаком. – Предлагаешь просто снять с тебя браслет, отправить восвояси и смотреть, как племяннички торжествуют?

– Они не такие, как вам кажется. И вы можете доказать им: вы не такой, как думают они. Как все думают.

– И даже я сам. Иначе думаешь только ты.

– Не только я.

– Ладно. Не только ты. – Он вздохнул так, словно в этот миг ему на плечи легла вся тяжесть мира. – Хотя, может, вы с Тимом и правы… в чём-то.

Этот вздох Ева тоже сочла хорошим знаком. Как и последние слова. И начала думать над следующей фразой, когда в стороне прозвучало то, что вмешало в разговор мифического, невозможного третьего:

– Только время зря теряешь. Сама знаешь, какие музыканты упёртые…

Он сидел на полу у софы, обхватив руками длинные согнутые в коленках ноги. Совсем такой, каким Ева его помнила: пепельные кудряшки, измождённая бледность мальчишеского лица, пальцы, в которых беспомощно дрожит зажатая сигарета.

– Вечно вы с Динкой играете в миссионеров, – сказал Лёшка с едкой горечью, что так часто звучала в его голосе в последние месяцы жизни. – Со мной не помогло. С ним тоже вряд ли поможет.

– Ты мёртв, – прошептала Ева.

– Как и ты.

Возражение было справедливым. Настолько, что заставило сглотнуть ком в горле.

– Ты не можешь быть…

Головокружение. Гул. Темнота.

Следующее, что Ева осознала – она лежит в кресле, беспомощно откинув голову на спинку.

Так он и правда не настоящий, отстранённо констатировала она, пока Кейлус, нависший над креслом, легонько встряхивал её, приводя в чувство. Ожидаемо.

– Снова галлюцинации? – резко спросил её тюремщик, когда потерянный взгляд Евы кое-как сфокусировался на том, что реально.

Она оглянулась на голый синий ковёр подле софы – пустое место, где только что сидел её мёртвый брат. На Кейлуса.

Даже сквозь дымку угасания, размывающую всё вокруг, различила тревогу в его лице.

– Это не помогает. То, что вы нашли в своих книгах. – Ева с трудом вылавливала нужные мысли из туманного моря, которым обернулось её сознание. – Мне нужен Герберт.