Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– А я тут думаю, одно из двух: либо Лею украли инопланетяне, либо…
– Либо?
– Медведь.
– Дурак!
– Бэтмен.
– Что?
– Я Бэтмен, а не дурак.
И вот не знаю почему, но почему-то именно в этот момент у меня наступает коллапс. Так я не хохотала даже в самолёте с… одним парнем, по имени Кай.
That Siren, Hope – Kris Angelis
Палатку мы строим быстро. Поставить её решаем на ровном, заросшем зелёной травкой месте. Травка эта немножко мокрая, но ничего страшного – всё равно на ней вначале матрас, и уже поверх матраса палатка.
– Не нравится мне это, – сообщает Лео свои соображения. – Я не подумал о колышках, когда предлагал такой вариант.
Да, такой выход из положения не учёл того факта, что края палатки, поставленной на матрас, не дотянутся до земли.
– А, – говорю, – ерунда. Ты видишь ветер? Я нет. Обойдёмся без закрепления колышками. А спать лучше на ровной поверхности. Особенно тебе! И потом, на гнущемся матрасе мы бы скатывались друг на друга.
Вот я всегда так – вначале скажу, потом думаю. Хорошо, что темно и не видно, как я краснею. О, а теперь видно, потому что Лео включил прикрученный к потолку фонарик.
– На, вот, Бэтмен, – поешь, – протягиваю ему бутерброд, чтобы отвлечь внимание.
– Спасибо. Ты там снаружи ничего не оставила?
– Не оставила.
– А еду спрятала?
– Спрятала.
– Точно?
– Точно.
– А мусор?
– Тоже. Всё в вакуумных контейнерах. Палатка опрыскана средством для отпугивания медведей.
– И такое есть?
– И такое есть. Но производитель не даёт гарантий.
– Хм.
Связи нет, а с ней, конечно, и интернета. Мы с Лео лежим в темноте, чтобы не расходовать напрасно батарейки наших ультра-мощных фонариков, и слушаем плеск волн вдали, периодичный гул маяка и сопение друг друга.
– Что в твоей жизни самое важное? – спрашиваю я Лео.
– Сама жизнь, я думаю, – отвечает он.
Я рассчитывала на ответ «путешествия», а это дало бы мне повод напомнить ему о важности любых попыток вернуть возможность ходить. Надо всё-таки как-то убедить его провести дополнительное обследование.
– А что для тебя самое важное? – возвращает он мне вопрос.
Я задумываюсь. Моя жизнь – совершенно точно не самое в ней важное.
– Самое главное, важное и большое, что у меня есть – это мой дом. У меня таун-хаус с двумя спальнями и тремя этажами.
– Тремя этажами?
– Ну да, аж три. Я только потому и смогла его купить, что из-за дурацкой планировки он никому не был нужен, и владельцы снизили цену до минимума. Места не так много и всё время нужно бегать по лестницам. Я даже в гости тебя пригласить не могу.
– Почему?
– Всё, что я смогу тебе показать – это гараж, прачечную и кладовку. А, ну ещё туалет – это первый этаж. На втором кухня – маленькая, но мне хватает – такая же малюсенькая столовая, плавно переходящая в гостиную. На третьем – две спальни, одна чуть побольше, другая совсем крошечная, и ванная. Дом – скворечник. Но знаешь, это самое спокойное место на земле. Я так крепко в нём сплю! Никто до меня не доберётся.
– Кто-нибудь всё-таки доберётся.
– Что ты имеешь в виду?
– Ну… Ты в своей башне из трёх этажей – настоящая современная Рапунцель – заколдованная принцесса. У тебя есть балкон?
– У меня есть балкон. Не такой, как у тебя, конечно, а раз в десять меньше – даже шезлонг не помещается, но маленький столик и два стула, чтобы пить чай по вечерам с другом – вполне. Друзей я принимаю… – тут, конечно, самое настоящее враньё, потому что друзей-то почти нет. – У меня бортики не стеклянные, а сделаны из такой же вагонки, как весь дом, и они широкие – как раз, чтобы горшок с цветком поместился. Летом у меня там цветы, пока тля не сожрёт. Я с ней борюсь весь сезон! Соседи считают меня чудаковатой, потому что я расхаживаю со спичечным коробком по городским клумбам и собираю личинок божьей коровки. Ты знал, например, что личинка за время своей жизни съедает тысячу особей тли?
– Нет, не знал.
– Так вот, теперь знай. И хотя они мне помогают, я их терпеть не могу.
– Почему?
– Если они встречаются на каком-нибудь листочке, одна из них сожрёт другую. Это так омерзительно: одна личинка заглатывает другую до половины и ждёт, пока первая половина переварится, чтобы заглотить вторую.
Лео с отвращением фыркает.
– Да уж. Согласна с тобой. Кто бы мог подумать, что у такого прекрасного создания, как божья коровка, дети – каннибалы. Они и на вид такие же мерзкие, как и по своей сути.
– Расскажи о своей семье, – вдруг просит Лео и включает фонарик.
– Моего отца звали Оуэн, он водил большой грузовик на дальние расстояния. Когда моя сестра спрашивала его о том, что он делал на работе, он говорил, что возил канадское мороженое в жаркую Калифорнию. Ей нравились его ответы.
И хотя я стараюсь не выделять эмоций в земной эфир, ловлю себя на том, что улыбаюсь. Лео ловит меня на том же и спрашивает:
– А что он отвечал тебе?
– Ничего.
– Ничего?
– Я ни о чём не спрашивала.
Выражение лица у Лео – скепсис, в глазах буквально вывешен транспарант «верится с трудом», но он молчит. Какой я была в детстве? Не то, чтобы другой, но уж точно ещё не наученной притворяться тем, кем не являюсь.
Chase McBride – Headlights
Я просыпаюсь от того, что меня покачивает. Примерно, как в колыбели. Хорошо так качает.
– Лео! – зову его.
Но мой сосед по палатке и не думает просыпаться.
– Лео! Лео!
– Что? – отзывается, наконец.
– Ты чувствуешь это?
– Что, «это»?
Я приподнимаюсь на локтях и совершаю одно змеиное движение туловищем. Матрас, на котором мы лежим, ходит при этом ходуном.
– Что это? – спрашиваю на всякий случай шёпотом.
И тут на всю палатку раздаётся ну очень громкое «Твою ж мать!». И следом серия очень неприличных словообразований от корня на букву «f». Я сразу понимаю, что дело дрянь. Даже хуже, чем в анекдоте с медведем.
– Мы плывём? На матрасе? В океане? Лео! Мы что, в океане? Лео!
– Да. Наверное. Я не знаю!
– О Боже…
Первая же мысль – звонить в 911, а сразу за ней другая – связи нет. Я прижимаю к лицу ладони, чтобы сосредоточиться и не истерить. Каковы шансы выжить на надувной кровати, если за ночь она спускается почти на треть? Если б хотя бы палатка была хоть как-то привязана к матрасу, а так, первая же более-менее серьёзная волна скинет палатку вместе с нами с плота.