— Прениш ветаки, — улыбнулся он и вытянул руку через стол так, что блюдо оказалось у меня под носом.

Альгидрас, сидевший справа от меня, снял с блюда фрукт, похожий на персик, и передал его мне. Грит перевел на него взгляд. Я натянуто улыбнулась и произнесла: «Кери малика», надеясь, что правильно запомнила то, как переводил Альгидрас Димкино «спасибо».

Староста что-то одобрительно произнес. Грит перевел взгляд на меня и с улыбкой что-то ответил. Инцидент, кажется, на время был исчерпан. Старейшина неожиданно поднялся со своего места и направился в сад. Я беспокойно привстала, чтобы вовремя отреагировать, если с Димкой будут проблемы, однако Альгидрас неожиданно взял меня за руку и крепко сжав, произнес:

— Все хорошо. Я за ним слежу.

Я перевела на него взгляд и опустилась на свое место. Альгидрас в полутени пахнущей розами террасы казался очень красивым. Да, я все еще злилась на него из-за того, что мы оказались здесь, я не могла смириться с судьбой Павла Николаевича, но сейчас помимо воли улыбнулась. Каким-то странным образом я почувствовала себя защищенной. Даже присутствие Грита, который сверлил меня взглядом, уже не пугало.

Грит что-то спросил, и Альгидрас ответил ему довольно резко. Я ожидала, что Грит придет в ярость, однако он спокойно кивнул и чуть улыбнулся, окинув меня очередным изучающим взглядом.

— Что ты ему сказал?

— Что ты любила отца своего сына и сейчас его внимание неуместно. И что на время траура ты под моей защитой.

— И он послушается? — спросила я, стараясь игнорировать взгляд Грита

Говорить о человеке в его присутствии было немного неловко, но мне нужно было узнать правду.

— Нет, конечно, — усмехнулся Альгидрас, — но мне просто нравится держать тебя за руку.

Я опустила голову, чтобы он не видел, как покраснело мое лицо. Мне тоже нравилось держать его за руку, и я надеялась, что все же смогу начать ему доверять, смогу позволить себе начать все с начала и попробовать стать счастливой среди всего этого безумия.

Неожиданно Альгидрас с силой сжал мои пальцы и медленно встал. Краем глаза я заметила, что старейшина вернулся с женой. Я тоже поднялась, думая, что так положено по этикету. Мне отчего-то стало тревожно, а потом одновременно страшно и радостно, и… Целый клубок противоречивых чувств сжимал мою грудь. Альгидрас выпустил мои пальцы и сделал шаг в сторону старейшины. Я расправила подол платья, посмотрела на Грита, который демонстративно продолжал сидеть и даже не повернулся в сторону хозяев дома, и перевела взгляд на женщину.

Недоверие и сумасшедшая радость распирали меня изнутри, и с опозданием я поняла, что все это — эмоции Альгидраса: яркие, неконтролируемые, бьющие через край.

Посмотрев на него, я убедилась в своей правоте. Он неотрывно глядел на жену старейшины, а на его шее бешено пульсировала жилка.

— Альгидрас? — вдруг произнесла женщина с мягким хванским «л». Она что-то сказала мужу и нерешительно направилась к нам.

Старейшина выглядел удивленным. Он о чем-то спросил, и Грит за столом громко фыркнул. Женщина рассеянно ответила мужу и остановилась перед Альгидрасом, глядя на него с недоверием, так, будто он вот-вот исчезнет. Ее глаза, цвет которых в тени террасы было не разобрать, блестели от непролитых слез. Она была примерно моей ровесницей: невысокая, темноволосая, нос с горбинкой. В ее внешности не было ничего примечательного, но то, как она смотрела на Альгидраса, делало ее особенной, одной в целом мире. И эти ощущения снова были не моими.

Альгидрас наконец отмер и, шагнув вперед, крепко обнял женщину и прижал ее к себе. Стоило ему обнять ее, как она расплакалась в голос, сквозь всхлипы повторяя его имя.

Грит, разглядывавший свой кубок с вином с преувеличенным интересом, вполголоса прокомментировал происходящее. Старейшина бросил на него досадливый взгляд, однако ничего не сказал. Он смотрел на то, как его жена обнимается с Альгидрасом, и не выглядел недовольным. Удивленным, да. Но, кажется, он был скорее… рад.

Сцена объятий затягивалась, и на меня продолжало фонить радостью Альгидраса. Эта радость — сумасшедшая, всепоглощающая — заглушала мои страх и непонимание. Пока заглушала. О том, что будет дальше, я боялась даже подумать. Я обхватила себя за плечи, думая, что дорого бы сейчас отдала за возможность понять, что здесь происходит. Кто эта женщина и почему встреча с ней произвела на Альгидраса такое впечатление? Предчувствие, неприятное, тревожное, потихоньку начало вплетаться в поток эмоций Альгидраса.

Старейшина подошел к жене и коснулся ее плеча. В его обращенных к жене словах я уловила имя. Альмира.

Несколько секунд у меня ушло на то, чтобы понять, откуда мне известно это имя. Но… как это возможно? Ошеломленная, я опустилась на свое место. Я ведь видела во сне гибель деревни хванов. Я была в теле этой женщины и видела, как ее убили. Я сглотнула, мотая головой и глядя на женщину. Она была вполне живой и здоровой. Она обнимала Альгидраса, а от того за версту фонило счастьем.

Почувствовав на себе взгляд Грита, я повернулась к нему. Он смотрел на меня, криво улыбаясь, будто знал, что происходит в моей голове. Альгидрас говорил, что у кого-то здесь есть сила. Может быть, это он? Я попыталась обдумать эту мысль, но не смогла. Да и как можно было о чем-то думать, когда рядом с тобой кто-то был так всепоглощающе счастлив, и тебя втягивало в водоворот его эмоций, как щепку? Никогда раньше я не чувствовала так сильно и ярко кого-либо другого. Разве что в ту ночь неподалеку от Каменицы в избушке Помощницы Смерти. Но вспоминать об этом сейчас было слишком неуместно.

Альгидрас наконец выпустил Альмиру из объятий и, чуть поклонившись старейшине, что-то сбивчиво заговорил. Его голос звенел, совсем как тогда, когда он разрывал побратимство с Радимом.

Старейшина радушно обнял его за плечи одной рукой, второй притянул к себе все еще всхлипывающую жену. Было видно, что он рад тому, что его жена обрела… а собственно говоря, кого она обрела? Я вдруг вспомнила, о чем именно думала эта женщина перед смертью. Больше всего она сожалела о том, что младший сын старосты так и не успел узнать, что скоро станет отцом.

Мое сердце заколотилось в горле. Я посмотрела на Альмиру, будто всерьез ожидала, что она до сих пор будет беременной.

— Надия, — Грит легонько коснулся моей руки, и я перевела взгляд на него. — Надия, — повторил он, убрав руку.

Я выдавила из себя улыбку, потому что понятия не имела, что он пытался до меня донести: поддержать, предупредить, посочувствовать?

Услышав, что Грит обращается ко мне, Альгидрас наконец вспомнил о моем присутствии. Обернувшись, он поманил меня рукой. На его лице сияла улыбка, и сам он выглядел так, будто ему снова было лет пятнадцать, и он встретил свою любовь. Настоящую, ту, что дается на всю жизнь. Впрочем, наверное, именно так все сейчас и было. Пусть ему двадцать четыре, чувства — вещь сложная и малообъяснимая. В случае Альмиры это был его выбор. Никакая святыня не подсовывала ему незнакомую женщину и не навеивала чувства. Да, Алвар говорил, что чувства нельзя навеять, если их нет, но, как справедливо заметил недавно Альтар, Алвар — мальчик, который слишком много говорит.