Их час ещё придёт.

Пока — лишь робкие искры, затмеваемые огнями башен города, редкие огоньки, что сияют поодиночке.

И не взошло ещё той звезды, что сможет объединить их в единую картину. И неизвестно имя её.

Но придёт время — и она вспыхнет как никогда ярко. Отдохнув в неге забытых сказок и очарований далёких стран, собрав отблески и звуки звёзд, она взойдёт, отразившись новой картиной. И лишь тогда нарекут её. Но это всё будет потом. Сейчас же — долгая дорога под сенью детства и пляски нежной смерти, грёзы счастья и белого замка, чары призраков и воительниц, музыка усопших и голоса живых. И всё это здесь.

А пока — пока можно смеяться и радоваться, не бояться сиюминутного счастья, и помнить — слышно же, дети в доме смеются.

И звёзды сладко горят.

Всё начинается здесь. Конец начинается здесь.

«Вокзал — снова мысли о тебе. Сколько всего ты видел, сколько знавал. Но уже не родной, чужой, незнакомый. Я впервые здесь, в этом городе. Столько слышал о нём, столько читал — и вот, познакомился. Жаль, правда, что почти не запомню тебя — проездом. Да и вообще особо нет времени погулять по этому городу. Вот ещё один старик стоит с чашкой кофе, ждёт своего поезда, улыбается своим мыслям. Подойти к нему? Да, наверное, не стоит. Ему и так хорошо».

Сон улыбнулся своим мыслям и покачал головой. Неужели чудеса случаются вот так просто, на ровном месте? Сколько времени прошло? Неделя, может, чуть больше — и вот, он опять покинул родной город. Вообще, в последнее время зачастил с путешествиями. Надо бы взять это за практику — срываться вникуда просто так и без цели. Всегда мечтал об этом и считал данную мечту недостижимой. А ведь всего-то стоило протянуть руку желанию — и всё исполнилось. Конечно, легко говорить, когда есть возможность — но если она есть, отчего не воспользоваться? Ведь жизнь — она тем и хороша, что ценна мгновениями и мелочами, которые нужно успеть поймать. Успел — молодец, нет — бывает, жди следующего.

Сердце снова ноет от наивного детского страха, смешанного с небывалой радостью. Взгляд нервно гуляет по залу ожидания.

Всего несколько часов назад он соскочил с харьковского поезда, чтобы буквально через час сесть на следующий — и рвануть ещё дальше, в неизвестный населённый пункт, а оттуда — оттуда, судя по увесистому походному мешку — куда-то совсем за город. Только вчера он получил таинственную посылку, которая состояла из походного мешка, двуспальной палатки и четырёх билетов, в два конца каждый. И совсем короткого письма: «Жду на львовском вокзале. Хочешь — приходи». Ни обратного адреса, ни подписи. Но он в них не нуждался. Он знал отправителя.

— Значит, всё-таки пришёл?

В зелёном свитере и простеньких джинсах, с длинными зелёными волосами и до боли знакомой улыбкой перед ним стояла она. Потянуться, обнять, промолчать, тихо улыбнуться — что лучше? Как поступить? Снова неуверенность, снова страх. И небывалая радость.

Полина покачала головой и опустилась рядом на свободное сиденье, протянула ладонь. Сон скромно пожал её.

— Совсем не изменился, — усмехнулась девушка. — Как там Филин и все?

Парень пожал плечами.

Филин нехотя отпустила его сюда. Не потому что она ревновала или что-то подобное — об этом и речи быть не могло, нет. Просто она за него беспокоилась, и он её беспокойство понимал. К тому же у неё был выбор поехать с ним или отказаться. В итоге она решила остаться. Вообще они с ней успели даже… Ну… Сблизиться, что ли. Ну, как сблизиться. Две души на одну любовь, взаимно-неразделённую. В поддержке друг друга, совместной жизни и как-то так.

А что до остальных — остальные, как остальные. Лета пропала с радаров, Майор — он всё меньше тревожил Сна.

Свои новые люди должны скоро приехать в Харьков, он вернётся как раз к их прибытию. Но так ли Сон ждёт с ними встречи, особенно сейчас?

— Снова медлишь с ответом, — улыбнулась Полина. — Снова в себе. Знаешь, Сон, ты изменился. Стал отстранённым, замкнутым. Может, всегда таким был, даже не знаю. Но ты другой. Совсем не тот, каким я тебя встретила.

Уловив его взволнованный и обеспокоенный взгляд, девушка вздохнула и снова покачала головой.

— Скажи, чего ты так боишься? Почему ты так напряжён? Неужели не рад?

Почему она вдруг заговорила об этом? Мысли теряются, всё растворяется в мутной дымке грусти и страха. Всё вокруг больше похоже на какую-то больную фантазию, чем на реальность. Вот сейчас он проснётся в постели с Филином, она его обнимет. Потом будет чай, утренняя доза никотина, приятный звонок Мальца с сообщением о том, что он уже в Харькове, встреча с сестрой — ведь так? Ведь так правильно, разве нет?

Но ни вокзал, ни люди вокруг, ни, тем более, Полина, никуда исчезать не спешили.

— Слишком много мыслей, — тихо ответил Сон. — Слишком много мыслей, которые совсем отказываются формироваться в слова.

— А что сейчас тебя смутило? — Полина склонила голову набок. — Что-то не так?

— С чего ты взяла, что я изменился? Разве других тем для разговора нет? Я бы, например, хотел знать, зачем это ты меня сюда вытащила и, вообще, где пропадала в последнее время.

Волчица покачала головой.

— Скучные темы, не интересно. Но, вкратце, мне нужно было покинуть Харьков по своим делам на неопределённый срок, поэтому я на всякий случай сказала, что если и вернусь, то не ранее, чем через месяц. А потом по чистой случайности подвернулась возможность рвануть в горы — и я подумала, почему бы и нет. И решила, что тебя это может заинтересовать. Не поверишь, наверное, но… Знаешь, все, с кем я в последнее время общаюсь — они какие-то… Не знаю. Пустые, что ли. Скучные, неинтересные, в себе, в своих заботах, в своих делах. Наверное, это нормально. Но я так никогда жить не хотела. Сегодня здесь, завтра там — и так всё время. Это по мне. И мне показалось, что ты одобришь подобное безумие.

— А Леший?

Полина скривилась.

— Почему я? — только потом спросил.

Жизнь вокруг давно ушла на второй, а то и на третий план. Как ни старался отринуть, но в итоге Сон признал — его мало интересует, что происходит вокруг. Происходящим можно интересоваться, если чувствуешь к нему интерес. Если хочешь замечать его. Тогда есть возможность и любоваться другими городами, и думать о других людях, в какой-то мере даже заботиться о них. Гореть, светиться, играть — всё это можно, если в тебе есть силы. Но стоит чему-то внутри треснуть, сломаться — и всё. Свет потух. Ничего не остаётся кроме своего забитого и вечно жаждущего жалости и внимания эго. Эй, это я, я здесь, посмотрите, чтоб вас всех. Я махаю лапками и барахтаюсь тут, я интересный, я хороший, поговорите со мной, хоть кто-нибудь! — и никто, никто не отзывается. Или ты так думаешь. Думаешь и хочешь думать. Потому что тебе плохо. Потому что ты, наконец, перегорел и нуждаешься в подзарядке, которую ещё попробуй найти. А где подзарядка — её нет, пропала, как ни ищи. И ничего не помогает. Решительно ничего. Светлая сказка становится хмурой реальностью — ну, что же. Такова жизнь, таковы иллюзии мнимых страданий, которые мы сами надумываем и сами расхлёбываем.