призывать другие города присоединиться к антимакедонской кампании, которая получила название Ламийской войны. Вновь собранное войско отправилось на север и поначалу довольно успешно сражалось с Антипатром, македонским военачальником, управлявшим греческой частью империи. Но в августе 322 г. македоняне одержали победу при фессалийском городе Краннон, после чего центральная и южная части Греции снова оказались в их власти. Обе стороны бросили в бой внушительные кавалерийские силы, но южан погубила неорганизованность их командования.

Новый завоеватель Афин, подобно Филиппу Македонскому и многим до и после него, вполне мог их разрушить, но воздержался от этого. В целости город с его великолепными памятниками и культурными учреждениями был ценнее, чем в руинах. Однако подобно тому, как это сделали спартанцы за восемьдесят лет до того, Антипатр принудил Афины заменить демократию на олигархическую систему, в которой право голоса имели только состоятельные граждане. В Пирее был поставлен македонский гарнизон, что лишило афинян собственного порта.

Кроме того, Антипатр хотел казнить Демосфена и других членов антимакедонской фракции. Философ сумел бежать и добрался до острова Калаврия (современный Порос) в Сароническом заливе, где его и обнаружили укрывшимся в храме Посейдона. Он попросил у преследователей разрешения написать последнее письмо родным, но вместо этого принял яд, спрятанный в тростниковом пере. Позднейшие поколения по-разному относились к его государственной деятельности, но высоко ценили его прозу.

Хотя Демосфен – самый знаменитый из афинян, прославившихся в последний период существования города в качестве независимой державы, вклад другого оратора, фигуры несколько менее известной, возможно, был гораздо больше. Помимо произнесения речей Ликург[80] был администратором, строителем, осторожным распорядителем государственных средств, а также священнослужителем. Он восстановил финансы города после унизительного поражения в битве при Херонее в 338 г. до н. э. и использовал эти деньги для пропаганды художественных достижений золотого века. Важные части его наследия можно видеть и по сей день. Сооружение каменных скамей театра Диониса, расположенного у подножия Акрополя, было именно его проектом. Он стандартизировал тексты трех великих драматургов (Эсхила, Софокла и Еврипида) и заказал их статуи. Он завершил работы по строительству Панафинейского стадиона, ставшего местом проведения спортивных соревнований, которыми отмечали проводившийся раз в четыре года большой праздник в честь Афины. Были восстановлены золотые статуи Афины Ники (Афины-победительницы), расплавленные восемью десятилетиями ранее во время войны со Спартой. Были изготовлены золотые и серебряные сосуды, а также золотые украшения для Панафинейской процессии, одного из главных событий религиозного календаря Афин.

Ликург считал осуществление всех этих проектов не только выражением городской гордости, но и религиозной обязанностью. Поскольку он происходил из жреческого рода, удостоенного чести (и причитавшегося за это щедрого вознаграждения) совершать жертвоприношения на самых главных алтарях города, он был, естественно, заинтересован в усовершенствовании театральных и спортивных сооружений, так как главной целью существования всех их было почитание богов. Он и его сыновья по очереди служили на Акрополе в храме Посейдона, морского бога, образ которого слился с личностью полулегендарного основателя Афин царя Эрехтея. Некоторые из его родственниц играли еще более престижную роль: они ухаживали за статуей Афины Полиас (Афины городской), которая была главной святыней Парфенона.

В единственной сохранившейся речи Ликурга нет ни следа от мощи и изящества прозы Демосфена. И все же Ликург сделал для Афин больше, чем его красноречивый соотечественник. Он подготовил город к долгому периоду, в течение которого тот не мог действовать по своей воле, но все же пользовался тем уважением, какого заслуживала его былая слава. Афины перестали быть стратегической силой, но сохранили большие запасы влияния, в первую очередь в качестве центра художественной и интеллектуальной деятельности. Даже во время упадка города, вызванного подчинением Македонии, эта интеллектуальная деятельность не затухала. В конце концов, занятия философией не требуют никакого специального оборудования. Афинские здания, некогда олицетворявшие политическую и военную гордость города, прославились в качестве мест, где босоногие мыслители ораторствовали перед всеми, кто соглашался их слушать.

Взять, к примеру, знаменитую колоннаду, известную под названием «стоя Пойкиле» (Ποικίλη Στοά), то есть Пестрая стоя (Пестрый портик). В середине V в. до н. э., когда она была построена на северной стороне афинской Агоры, она в основном служила галереей батального искусства. Пестрая стоя была украшена великолепно написанными сценами величайших военных побед, в том числе в битве при Марафоне, и мифических сражений – например, победы Тесея над ужасающими воительницами амазонками. Археологи нашли фундамент этого здания и нижние части стен, но от росписи не сохранилось ничего, кроме ярких описаний. К 300 г. до н. э. прохладное пространство за внушительными колоннами было более всего известно в совершенно другом качестве. Именно здесь тщедушный, смуглый философ по имени Зенон делился с восторженными учениками со всего греческого мира своими идеями о Вселенной и смысле человеческой жизни. Так он основал философскую школу, названную стоической, бывшую чрезвычайно влиятельной на протяжении нескольких веков, – и это была лишь одна из нескольких таких школ, процветавших в Афинах.

В некотором смысле Зенон был фигурой еще более непривычной, чем Сократ: у того хотя бы были жена и дети, как у обычных людей. Зенон жил без земных привязанностей, причем этот путь он избрал по собственной воле. Он родился в городе Китий на Кипре в семье состоятельных торговцев, уходившей корнями в нынешний Ливан, и познал вполне достаточно материальных удовольствий. По-видимому, его жизнь преобразилась после того, как он спасся при кораблекрушении по пути из Леванта в Пирей. Это побудило его прочесть биографию Сократа, написанную Ксенофонтом, и этот труд стал для него источником вдохновения. Позднее, хотя он и не вполне следовал их примеру, на него повлияла еще более странная группа аскетов, киники (κῠνικοί)[81], которые исповедовали отказ от богатств и несуразное поведение, которым они намеренно навлекали на себя презрение и насмешки.

Учение Зенона о нравственности и метафизике было на удивление последовательным, гораздо более последовательным, чем у Сократа. Мыслитель, погибший от цикуты, утверждал, что его не особенно интересует, как устроена Вселенная; сам себя он считал безобразным стариком, которому нравилось задавать простые вопросы о жизни и обществе. Идеи Зенона уходили корнями в учения ионических натурфилософов, живших за три столетия до него, которые смотрели в небо над восточной частью Эгейского моря и обдумывали величайшую головоломку из всех возможных: как все это образовалось и из чего сотворено все сущее?

Зенон считал, что Вселенная и Бог суть одно и то же, единое, управляемое разумом целое, и добродетельная человеческая жизнь также должна управляться разумом. Другим образом, которым он описывал абсолютную реальность, был образ возгорания: божественная энергия, приводящая в движение Вселенную, есть огонь, всезнающее и всепоглощающее пламя. Подобным же огнем должен гореть и человек. Зенон намеренно размывал границы между мистикой и