было не столько захватом города Полиоркетом, сколько совместной операцией отца и сына, которые были в то время вовлечены в гораздо более масштабную борьбу с соперниками сразу на нескольких фронтах. Именно по приказу отца Полиоркет стремительно вступил в Афины, предварительно прогнав македонский гарнизон, охранявший Мунихию – одну из малых городских гаваней. На следующие двадцать лет Афины оказались в эпицентре столкновений между македонянами. Полиоркет эффектно являлся в город не один, а целых три раза.

Насколько мы можем судить, афиняне восприняли эти события со смесью смирения и недовольства. Временами казалось, что город охвачен тоской по тем славным временам, прошедшим почти два столетия назад, когда он был свободной демократической державой. Однако было мучительно ясно, сколь многое изменилось с тех пор, и в глубине души афиняне, вероятно, сознавали это. Формально Полиоркет сверг олигархический режим (установленный Деметрием Фалерским) и вернул по меньшей мере внешние формы и процедуры старой демократии. Но стиль героического культа, который он поощрял вместе с отцом, был далеко не демократическим. Дух этого времени разительно отличался от упрямой самодостаточности, которая была свойственна Афинам, когда они выступали на защиту гражданских прав и свободы Греции. Полиоркет и его отец вели себя как восточные полубоги и ожидали соответствующего к себе отношения.

Через несколько месяцев после захвата города сыном Антигон заслужил благодарность афинян, прислав им крупный груз зерна и корабельного леса. У города появилась надежда снова построить хотя бы скромных размеров флот. Организацию достойного выражения раболепной благодарности отцу с сыном, внезапно ставшим благодетелями города, взял на себя влиятельный афинский политик Стратокл. Как свидетельствуют двадцать сохранившихся надписей, друзья и подчиненные двух македонских властителей тоже были осыпаны почестями.

Поскольку Полиоркет одновременно воевал и на других фронтах, причем с переменным успехом, он находился в Афинах и фактически управлял ими лишь в течение четырех сравнительно коротких периодов – в 307–306 и 304–303 гг. до н. э., а затем (после повторного завоевания города) в 295–294 и 291–290 гг. до н. э. Но и этих кратких пребываний хватило, чтобы отца и сына провозгласили, по сути дела, новыми богами, достойными не только восхищения, но и религиозного поклонения.

В 295 г. до н. э. Деметрию пришлось вновь завоевывать Афины, действуя в полном соответствии со своим прозвищем: он был вынужден установить морскую блокаду, чтобы справиться с бесцеремонным тираном-популистом, захватившим власть в городе. Этот тиран, Лахар, переплавил часть золота с установленной в Парфеноне большой статуи Афины, чтобы прокормить своих бойцов. К этому времени Деметрий уже потерял отца, который погиб в 301 г. в сражении в Северо-Западной Анатолии. Однако, судя по всему, он был более чем способен продолжать борьбу и в одиночку.

Вновь войдя в город, Деметрий приказал голодным, встревоженным жителям собраться под вооруженной охраной в театре; те были почти уверены, что там их и перебьют. Вместо этого Полиоркет всего лишь пожурил их за то, что они последовали за Лахаром, распорядился о новых поставках зерна и разместил гарнизон не только у гавани, но и на холме Муз (Мусейоне) рядом с Акрополем. Афинянам, знакомым с историей, это казалось унизительным; самое сердце города не подчинялось чужеземной воле уже лет двести[85].

Но этим заносчивость Полиоркета не ограничилась. Сам он обосновался в Афинах не где-нибудь, а на Акрополе, в задней части Парфенона, и поддерживал слухи о том, что божественная покровительница города – его старшая сестра. Однако в отличие от Афины Девственной, чей образ сиял внутри Парфенона, его собственное поведение было далеко не целомудренным. Плутарх неодобрительно отмечает, что он по сути дела превратил это место в настоящий гарем. Он содержал на государственные средства свою любовницу Ламию и совершил множество еще более безнравственных поступков. Это не помешало Народному собранию одобрить несколько раболепных мероприятий, которые показались бы невыносимо постыдными в те дни, когда Афины на деле были гордым демократическим государством.

Позолоченные статуи Полиоркета и его отца Антигона были воздвигнуты рядом с памятником знаменитым тираноборцам: совершенное ими в 514 г. до н. э. цареубийство все еще почитали (и идеализировали), считая его моментом основания народовластия. Затем Народное собрание решило посвятить этим двоим особый алтарь и учредить ежегодно избираемого жреца, который должен был проводить соответствующие жертвоприношения. Ранее такие почести город оказывал только самым любимым богам, Афине и Дионису.

В городе по-прежнему сохранялась традиция раз в четыре года, во время большого Панафинейского праздника, ткать новое одеяние для деревянной статуи Афины Полиас (то есть защитницы города). Теперь было решено, что на его ткани рядом с привычными сценами победы олимпийских богов над титанами должны быть и изображения Антигона и его сына.

В освященные древностью установления было внесено и еще одно поразительное новшество: в добавление к десяти афинским филам, существовавшим со времен великих демократических реформ 508 г. до н. э., постановили добавить еще две. Они должны были быть названы по имени новых легендарных защитников города, Антигона и Деметрия. Все старые филы носили имена персонажей мифических или полуисторических, например Аякса или Эрехтея. Новые македонские герои, основатели династии Антигонидов, оказались вознесены по меньшей мере вровень с ними.

Наши знания об этом периоде по большей части происходят из биографии Полиоркета, написанной Плутархом, а тот, в свою очередь, использовал сведения правителя Самоса Дурида, многочисленные исторические сочинения которого сохранились в фрагментах. Оба они – и Плутарх, и Дурид – считали, что столь неумеренным почитанием Деметрия и его отца афиняне показывали, насколько низко они пали в нравственном отношении по сравнению с эпохой, когда доказали свое презрение к восточным теократиям победой над персами при Марафоне. Плутарх отмечает, что своим раболепием афиняне рисковали превратить Деметрия в фигуру «отвратительную и ненавистную».

Это суждение о духе афинян не вполне справедливо. В 287 г. до н. э. коалиция полководцев – соперников Деметрия вторглась в Македонию и захватила его; он умер в плену в Сирии. В 268 г. афинянин Хремонид получил согласие Народного собрания на полномасштабное восстание против Македонии в союзе со Спартой. Почти могло показаться, что вернулись времена прежней Греции. Но на самом деле потрепанные старые города, некогда оспаривавшие друг у друга господство над греческим миром, действовали не в одиночестве; они рассчитывали на помощь очередного царя эллинизированного Египта. Впрочем, восстание продолжалось недолго. В 263 г. спартанский царь был убит в сражении, и Афины запросили мира.

Город быстро подчинил себе сын Полиоркета Антигон Гонат (Γονατᾶς). Он разместил гарнизоны по всей Аттике, в том числе по соседству с Акрополем. Хотя базировался он в Македонии, он правил Афинами до смерти в 239 г. до н. э., после чего еще десятилетие правил его сын, очередной Деметрий. Антигон Гонат (прозвище которого имело какое-то отношение к коленям или коленопреклонению)[86] был более всего известен не как властелин Афин, а как македонский царь, отразивший вторжение галатов – народа, по-видимому,