– Голос! – объявил Жорж. – Мы музыканты.

– Скрипка и альт в оркестре, – добавила Анетта, – мы никогда не спутаем звук. А ну, скажите: «Как не стыдно орудовать кулаком?»

Я развернулась и поспешила к выходу.

– Она автомат по продаже шоколадок! – заверещала Анетта. – Нахалка!

– Мы подадим в суд на отель! – вторил ей Жорж. – Вы разоритесь на оплате издержек.

Чем завершился диалог, я, слава богу, не узнала, потому что выскочила на улицу, увидела свободное такси, шмыгнула на заднее сиденье и приказала:

– Мне в «Старый город».

– Это далеко, мадам, – предупредил водитель, – и сейчас уже поздно.

– Всего-то без нескольких минут восемь, – рассердилась я, – но если вам не нужен клиент, то я пересяду в другую машину.

– Уже, – воскликнул водитель, – с вас сто пхани.

– Расплачиваются по прибытии, – удивилась я.

– Только не сейчас, мадам, – проворковал шофер.

Я не стала выяснять причину, по которой он решил стребовать деньги при посадке, молча расплатилась и уставилась в окно.

По вечерам во всех курортных местах начинается бурная жизнь, зазывалы приглашают прохожих в рестораны, магазины манят открытыми дверьми. Это вам не Париж, где после восьми вечера куска хлеба не купить, потому что местные торговцы свято блюдут свой отдых. Парижского лавочника не разжалобит стадо голодающих туристов, прибегающих в его мини-маркет в момент, когда мсье опускает железную штору. Вы хотите разжиться багетом и несколькими кусками ветчины? О, простите, господа, приходите завтра! Впрочем, ради соседки или постоянной покупательницы торговец еще может пойти на уступки. Но из-за иностранцев?! С самой милой улыбкой парижанин запрет магазин и с чистой совестью поспешит к любимому креслу перед телевизором.

А вот на Пхасо наоборот: витрины вечером соблазняют зевак товаром, а хозяева стоят на пороге, пытаясь переманить друг у друга клиентов.

Машина резко свернула налево, направо, выехала на шоссе. Яркие огни остались позади, по сторонам мелькали редкие фонари.

Я проявила бдительность:

– Куда мы едем?

– В нужном направлении, мадам, – ответил шофер.

– Долго еще нам добираться?

– Минут пять, – успокоил меня он.

Я вновь уставилась в окно. Пол уверял, что ресторан «Старый город» чуть ли не самый пафосный на Пхасо, но меня, похоже, завезли в глушь. Машина остановилась у большой горы.

– Приехали, мадам, – нервно объявил таксист, – пожалуйста, выходите.

– Но здесь никого нет! – засопротивлялась я. – Где «Старый город»?

Парень включил дальний свет, лучи фар выхватили из темноты большие, похожие на замковые ворота.

– Перед вами, мадам. Там есть калитка, ее надо толкнуть.

– Это точно «Старый город»? – с недоверием спросила я. – Вы ничего не перепутали?

– Мадам, я родился на Пхасо, – прозвучало в ответ, – очень прошу, покиньте такси, мне пора возвращаться.

Не успела я выйти наружу, как машина, взвизгнув шинами, развернулась и исчезла со сверхзвуковой скоростью. Я подошла к железным воротам, обнаружила калитку и вошла. Впереди тянулась узкая тропинка, выложенная мелкими камнями. Идти по такой на высоких каблуках затруднительно, но я поковыляла. Через минуту мне стало холодно, спустя другую я сообразила, что передвигаюсь в некоем подобии тоннеля: над головой не небо, а каменный свод, по сторонам стены, выложенные из грубо отесанных плит. Кое-где светились тусклые лампы. Чем дальше я брела, тем меньше было фонарей.

Все это мало напоминало дорогу к роскошному ресторану, и я решила вернуться назад. Поверьте, я нигде не сворачивала, но парадоксальным образом вышла не к огромным воротам, а к небольшой площади, в центре которой виднелись останки фонтана и две серые кучи. Мне стало страшно, я сделала шаг, наступила на что-то, споткнулась и села на землю. Руки машинально подобрали странную палку, послужившую причиной моего падения.

– И где они? – на чистейшем французском сказала вдруг одна куча.

– Секундочку, – ответил знакомый голос.

– Они есть?

– Думаете, я позвал вас в это небезопасное место ради шутки?

– Надеюсь, Геннадий, вам понятно, что подтрунивать над господином Раевским глупо. Валерий Валентинович – человек радикальных решений.

Я быстро присела на корточки и затаила дыхание. Слава богу, что надела черное платье, полностью закрытое и с длинными рукавами. Обнаженные руки отлично видны в темноте, а так меня не заметят. Еще лучше, что я свалилась в темном месте. Две кучи – это мужчины. Одного из них, Геннадия Сорокина, я узнала по голосу. Со вторым я незнакома, но он ведет беседу как представитель Раевского, а при упоминании этого имени у меня встают дыбом волосы.

Нынче Валерий Валентинович олигарх, несметно богатый человек, седовласый плейбой, меценат, покровитель множества звезд. Раевский финансово поддерживает певиц, балерин, художников, писателей, ни одно мало-мальски значимое светское мероприятие не проходит без его участия. Раевский демократичен, он не ходит в кольце охраны, не носит соболиную шубу, часы стоимостью с космический корабль. Он не отказывает журналистам в интервью, не замешан в скандалах, не падок на юных дев и молодых парней. Валерий Валентинович давно и прочно женат, имеет дочь и слывет верным семьянином. Почему же упоминание столь положительной во всех отношениях личности вызывает у меня дрожь в коленях?

Я хорошо помню, как Александр Михайлович, приехав в Ложкино мрачнее тучи, заперся в своей спальне. Сначала я подумала, что полковник устал, не в духе, и не полезла к нему с расспросами, но когда толстяк не спустился к ужину, я решила все же проведать его.

Полковник сидел в кресле. Видно, его крепко допекло, потому что едва я просунула голову в дверь, как он завопил:

– Мне велели закрыть дело!

– Какое? – не сдержала я любопытства.

– О смерти коллекционера Реброва, – мрачно ответил Дегтярев и начал рассказ.

Минут через десять я все знала и удивилась:

– Но если ты уверен, что несчастного дядьку убили по заказу Раевского, то почему начальство недовольно?

– Валерий Валентинович хитрее стаи лисиц, – разоткровенничался толстяк, – он руководил в девяностые одной из самых значительных криминальных группировок. Но у него хватало ума оставаться в тени. На его совести не одно убийство, однако прищемить подонку хвост не смогли. Теперь он птица высокого полета. У Раевского есть страсть: он коллекционирует древности, говорят, построил в своем подмосковном имении настоящий музей. Если Валерий замечает у кого-то нужный ему раритет, то сначала просит продать его. Чаще всего люди соглашаются и расстаются даже с самыми любимыми и дорогими вещами. Ни у кого нет желания преждевременно попасть на кладбище. Но порой на пути олигарха встречаются упертые личности, Эдуард Ребров оказался из их числа.