того, что прежде было человеческим жильём, а сейчас превратилось в дымящуюся груду мусора.

Балансируя обрубками рук, Гера взобрался на излом фундамента и вслушался во тьму.

— О-о-о-о. — Короткий звук вспыхнул и погас, унесённый ветром, но Катя успела определить направление поиска и от ужасной догадки вцепилась в Машу:

— Маша, смотри, человек там, на кровати!

Задрав голову, все посмотрели на кровать, висевшую над пропастью пустых окон.

Теперь, когда лучи фонариков скрестились подобно прожекторам, стала видна наваленная на кровати груда тряпья, среди которой выделялся лоскут зелёного атласного одеяла.

Катя сложила руки рупором:

— Товарищ на кровати, отзовитесь бойцам МПВО! Мы окажем вам помощь!

С первых дней работы в МПВО она поняла, что к людям, находящимся в состоянии боли и страха, лучше всего обращаться официально, тогда они перестают паниковать и стараются взять себя в руки.

Напрягая зрение, она сосредоточила взгляд на кровати и увидела, как зелёное одеяло шевельнулось, ссыпая вниз хлопья снежной пороши.

— О-о-о-о, — снова заскрипел человек, находящийся в подвешенном состоянии.

Рассмотреть, кто это — мужчина, женщина или ребёнок, возможности не представлялось.

— Держитесь, мы вас спасём! — крикнула Маша. Округлив глаза, она посмотрела на Катю и Геру. — А как спасём-то? Я не представляю, как мы туда залезем?

— Я тоже не представляю. — Катя облизала пересохшие губы, но пить хотелось всё равно. Наклонившись, она положила в рот горстку снега. — Я не смогу подняться на такую высоту, даже если у меня будет верёвка, потому что не за что зацепиться.

В её памяти улетевшей птицей промелькнула старая колокольня, на которую совершалось альпинистское восхождение, и солнечное утро, купающееся в ромашковом море.

Несмотря на лютый холод, в груди стало горячо и больно, а губы помимо воли произнесли Серёжино имя, потому что оно оказалось неразрывно связанным с найденным крестиком.

«Если бы тут был Серёжа, он обязательно нашёл бы выход», — подумала Катя.

Вдруг Гера сказал:

— Снег.

— Что снег? — спросила Маша.

— Надо накопать внизу сугроб и человек спрыгнет.

Мысль казалась разумной, если бы у них были силы перелопатить гору снега.

Катя увидела, как выражение Машиного лица стало тревожным. Она поднесла руку к губам, словно хотела защититься от слов:

— Мы не сможем сделать такой большой сугроб.

Катя немного подумала:

— Но и уйти мы не имеем права, а другого выхода у нас нет.

Рыхлый снег поддавался легко. Катя носила его большим тазом, найденным на развалинах, Маша сгребала кучу печной заслонкой, а Гера сбегал в соседний дом и привёл дворника и управдома. С лопатами и совками работа пошла веселее. Потом подошли Надя и Зоя из их взвода МПВО.

— Слава Богу, вы живы! — с ходу закричала хохотушка Надя. — А мы переживать начали, что вы с дежурства не возвращаетесь.

Пока Надя охала и ахала, молчаливая Зоя успела оценить ситуацию и взялась за лопату.

— Устали, поди?

— Устали, — отвечая, Катя заметила, что выговаривает слова как в заевшей пластинке — медленно и протяжно.

— Ничего, — Зоя споро кидала снег на кучу, — успеете отдохнуть.

— У нас сегодня на ужин похлёбка из конины, — похвасталась Надя. — С пшёнкой. И почему я раньше не любила пшённую кашу? Сейчас обожаю.

Когда сугроб вырос с Катю ростом, дворник обессиленно прислонился к стене и сжал дрожащие руки:

— Всё. Хватит снега, — вытянув шею, он закричал: — Эй, кто там на кровати? Прыгай давай!

* * *

— Человек на кровати нас не слышит, — сказала Катя, наоравшись до боли в ушах. От холодного воздуха в горле противно першило и царапало. Уступив место штилю, метель стихла, кружа над городом редкими, крупными снежинками.

Опираясь на лопату, Надя устало вздохнула:

— Может он умер, а мы тут надрываемся.

Катя посмотрела на измученную Машу, сидевшую прямо на снегу, на Герино лицо, перечерченное морщинами, на дворника, управдома, Зою и Надю.

Задрав голову, они смотрели, как ветер полощет край зелёного одеяла, и пытались уловить на кровати признаки жизни.

Чувствуя ломоту в плечах, Катя подобрала мелкий кусочек кирпича:

— Я сейчас попробую кинуть. Снежком бы лучше, но снег не лепится.

Отступив на несколько шагов, она прищурилась, и камешек уверенно щёлкнул о железную спинку кровати.

— Эх, были бы у меня руки, — сказал Гера. — Он зябко передёрнул плечами и посмотрел вверх: — Мне показалось, что на кровати было движение.

— Кинь ещё камешек, — попросила Маша. — Я так далеко не умею.

Подобрав осколок, она подала его Кате и крикнула в сторону кровати:

— Гражданин пострадавший, прыгайте вниз!

Одновременно с Машиным криком Катя запулила камнем ровно в середину неподвижной груды тряпок.

Не почувствовать такой толчок было невозможно.

Упав на одеяло, осколок кирпича соскользнул по атласу и царапнул по щеке. Лежать с камнем на лице было неприятно, но Лариса не шевельнулась. Сил не оставалось даже на дыхание, хотелось только спать, спать и спать.

Давным-давно, до войны, когда Лариса ходила в седьмой класс средней школы, у неё были мама, папа и дедушка Саша. А ещё книги. В комнате дедушки Саши они занимали всё пространство стен от пола до потолка.

Лариса очень любила читать. Она брала книгу, забиралась с ногами в кровать, и шумный Ленинград за окном вдруг превращался в Таинственный остров или пещеру Али-Бабы. В такие минуты она думала, что самое большое счастье в жизни — это когда ты одна и тебе никто не мешает.

Начало войны Лариса восприняла с восторженностью, словно внезапно оказалась внутри захватывающей повести. Война представлялась ей большим приключением, о котором она обязательно напишет книгу, когда вырастет.

Чтобы немедленно приступить к делу, Лариса достала новенькую тетрадку в линейку и приклеила на обложку открытку «Родина-мать зовёт».

Первая запись было про то, что папа ушёл на фронт. Шли дни, война громыхала всё ближе и ближе к городу. Рылись окопы и щели, открывались бомбоубежища и наползал холод. На деле война оказывалась не интересной, а очень страшной и злой, опутанной длинными очередями за хлебом и постоянным чувством голода.

Однажды, ближе к зиме, Лариса встретила во дворе Наташу из третьего подъезда. Наташа давно была её кумиром, потому что училась в художественном училище и имела пышные кудрявые волосы и бедовые глаза с красивыми серебряными искорками. Когда Наташа с папкой в руках проходила мимо, Лариса всегда мечтала, что когда-нибудь и она такой же уверенной поступью пересечёт двор и все соседские мальчишки будет смотреть ей вослед.

Но в этот раз Наташа не цокала каблучками по асфальту, а медленно тащилась с ведром, в котором лежали щепки. Через каждые несколько шагов Наташа останавливалась и отдыхала. Из румяных и яблочных