Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Олег пробормотал:
– Надо уходить. Сейчас начнется драка…
– Так уж и обязательно? – спросила она.
– Вот увидишь…
Он не договорил, как у самой стойки один с размаха двинулсобеседника кулаком в зубы. Тот упал, но на победителя набросились двое, на нихнакинулись пятеро, и через пару минут дорога к выходу оказалась перекрытадерущимися.
Олег посматривал с гадливостью, заговорил с нею,отвернувшись и стараясь не обращать внимания, но на спину ему обрушиласьтабуретка, запущенная кем-то из другого конца зала.
Барвинок никогда не видела, чтобы человек мог озвереть вот такмоментально. Чувствовалось, что злость в нем копилась уже давно: наперсточник,гадальщик, лотерея, а теперь еще пьяные дураки, и он словно взорвался холодноймолчаливой яростью.
Гуляки сперва даже не поняли, что изменилось, а он билкоротко и страшно, а когда допустил по небрежности или оплошности паруразмашистых ударов, противников унесло, как сорванные листья ветром. Остальныеже распростерлись на полу среди перевернутых столов, и Барвинок с ужасомчувствовала, что никакие лекари им уже не помогут.
Похоже, волхв сам это понял, сказал коротко:
– Все. Ухожу. Прощай, мне надо поскорее прочь…
Она подхватилась с места, вся дрожа.
– Да-да! Конечно.
Она выскользнула следом, оставив драку дотлевать в другомуглу, там даже не заметили, что стряслось, а на улице Барвинок вскрикнула свеликим возмущением:
– Они просто пьяные!..
– Пьянство, – сказал он, – добровольноесумасшествие. А сумасшедшие кусаются…
– И ты заранее решил им повыбивать зубы?
– Ну…
Она сказала с отвращением:
– Ты просто нечеловек! Откуда ты пришел?
Он ответил хмуро:
– Я – человек. А вот они…
– Человек не может проливать столько крови!
– Человек может, – ответил он мрачно. –Человек может все!.. Человек… широк. Ладно, я пошел к коню. После этой дракизадерживаться никак уж…
Разговаривая, они вошли в конюшню, волхв принялся седлатьконя. Она ухватила свое седло и с натугой потащила к своей лошадке. Олег внедоумении оглянулся.
– А ты куда?
Она сказала решительно:
– Я с тобой! Всегда хотела посмотреть мир. И… увидеть,насколько, как ты говоришь, человек широк.
Его брови приподнялись, хотя, как ей почудилось, он не оченьудивился.
– Даже после того, как я сказал «гав»?
– Что делать, – ответила она сердито, –только женщины бывают идеальными.
Он продолжал затягивать подпруги, конь хитрил и надувал пузо,обычная игра, но Барвинок чувствовала, что волхв посматривает на нее оченьвнимательно:
– А чего вдруг?
– А ты?
– Я не вдруг, – пояснил он. – И вообще… ямужчина. И у меня есть цель.
Ей показалось, что он по неосознанной мужской привычкенапряг плечи и поднадул грудь, чтобы выглядеть значительнее, хотя как раз емуэтого и не требуется, будет вообще чудовище.
– И что?
Он сказал мирно:
– Посмотри внимательнее, если все еще не поняла. Мнепроще справляться с дорожными… случайностями.
Она фыркнула:
– По-твоему, все женщины сидят дома?
– Это не по-моему, – ответил он. – Так есть.
Он закончил со своим конем, повернулся, огромный инависающий над нею, как гора. Зеленые глаза стали пронзительно строгими.
– Скажи, чего вдруг увязалась за мной? Хороший моментсказать правду.
Она опустила голову, несколько мгновений колебалась, кусалагубы, наконец он услышал прерывистый шепот:
– Мне в самом деле надо убраться подальше…
– Почему? – спросил он. – Убила кого-нить? Всмысле, залечила?
Она покачала головой.
– Нет-нет, я в самом деле, ты угадал, из знатной семьи…И мне надо убраться подальше, а то отыщут и все-таки выдадут замуж…
– Замуж, – сказал он, – это хорошо.
– Но не за того, – возразила она, – кого мнесуют, не спрашивая!
Он подумал, поднял ее седло и взгромоздил на лошадку.Барвинок следила с огромным облегчением, как он быстро и умело затянул ремни. Акогда подал ей руку, она машинально оперлась, чувствуя надежность скалы, и такподнялась в седло, и только там рассердилась на себя за допущенный промах ипринятую помощь, так унижающую женское достоинство.
– А как же царства амазонок? – спросила она свысоты коварно. – Что глазки потупил?
Он вздохнул, отвел взгляд, но она смотрела требовательно, ион наконец проговорил нехотя:
– Да как тебе сказать, чтобы не сразу за уши и обстенку… Никаких царств амазонок нет.
Она охнула:
– Нет? Уже нет?
Он взял обоих коней под уздцы, в конюшне низкий потолок, ана выходе даже кони пригибают головы, поморщился.
– И никогда не было, – сказал он ссочувствием. – Прости, но… это все придумки распаленных похотью мужчин.
Она прижалась к конской гриве, почти распласталась, сверхупроплыла, слегка задев за волосы, низкая балка входа, мир осветился ярким огнемутреннего солнца.
– Я слышала, – запротестовала она, – это отженщин!
Он остановил коней, как только миновали порог, скупоулыбнулся одной половинкой рта.
– Еще бы… Мечта о независимости от наглых и захватившихвесь мир мужчин! Конечно, женщины охотно подхватывают такие слухи ираспространяют дальше, приукрашая и расписывая всеми красками. Ну, добавляя всето, о чем грезится. Это понятно…
Вид у него был настолько серьезный и доброжелательный, чтоона на миг поверила, дрогнувшим голосом переспросила:
– Но… слухи… на чем-то же основываются? Вот так изничего не бывает?
Он как-то странно и подчеркнуто лихо вскочил в седло, онатакого никогда не видела, с места, не касаясь вообще стремени. Барвиноксмотрела искоса, стараясь не подать виду, что впечатлена.
– Бывает и так, – ответил он, разбираяповодья, – именно из ничего. Но насчет амазонок… Знаешь, после кровавыхнабегов часто убивают только мужчин, а женщин оставляют. И чтоб насиловать, ивообще… Женщины как бы не враги, хоть и жены врагов, но…
Он повернул и пустил коня к выходу на улицу. Она держаласвою лошадь рядом, зыркала на него зло и растерянно.
– Понимаю. Дальше!