сторону лавки. Обычно обзор закрывали чужие спины и затылки, но Мавна всё-таки разглядела, что и Варде, и Смородник сидят вполоборота, тоже глядя в её сторону, только им почему-то не было так весело, как ей.

– Давай их позовём! – крикнула она Лирушу, перекрикивая музыку и чужие голоса. – Сидят киснут, бедняги.

Лируш расхохотался.

– Нашла кого звать! Со мной танцуй, я точно не хуже! Тут полно весёлых парней.

Он широко улыбался ей, отбивая ногами бешеный ритм, сверкала золотом серёжка в ухе, и через лёгкую дымку хмеля Мавна отметила, что Лируш был даже чем-то похож на Касека, такой же смуглый, красивый и весёлый, с пухлыми губами и ямочками на щеках. Наверное, прошлая Мавна была бы счастлива запросто танцевать с ним…

– Пойдём всё-таки. Мне их жалко.

– Ах, женщины! – с досадой усмехнулся Лируш и издалека помахал рукой Гожо, показывая, чтобы налил им ещё по кружке.

С трудом протиснувшись через толпу к лавке, Мавна приняла из рук Лируша кружку и приникла губами к холодному напитку. Снова горечь, сладость и кислота – но как же приятно после бурных-то танцев! Перекинув растрепавшиеся волосы за спину, она довольно вздохнула.

– Хорошо-то как! Мальчики, вы как тут?

– Да отстань ты от них! Мавна, замуж за меня пойдёшь? – Лируш, снова залпом выпив свою кружку, приобнял Мавну за талию и притянул к себе.

Смородник, который только что глотнул из своей кружки, поперхнулся, и брызги пены вылетели у него из носа. Варде заботливо похлопал его по спине, с неодобрением глядя на Лируша.

– Я так сразу не могу, – отшутилась Мавна, отстраняясь. – Мне нужно подумать, хорошо?

Звуки сливались в один сплошной шум: непрекращающийся кашель Смородника, смех Лируша, топот ног, музыка, разговоры, пьяные выкрики… Мавна поняла, что у неё кружится голова, но присесть было некуда. Сделав ещё несколько больших глотков, она всё-таки расстегнула верхние пуговицы на платье.

– А знаешь, что ты точно можешь? – Лируш крепче стиснул её талию. Не то чтобы это было неприятно, но стоять с ним вот так было неловко, а почему, Мавна никак не могла сообразить, мысли стали слишком неповоротливыми. – Можешь поцеловать самого лучшего парня в этом кабаке!

Он подставил ей щёку и замер в ожидании, но Мавна выскользнула из его рук и, допив своё пиво, утёрла рот запястьем.

– Самого лучшего, говоришь? Конечно, могу.

Крутанувшись, она слегка неуклюже втиснулась на лавку между Варде и Смородником, задев обоих бёдрами. Раскинув руки в стороны, она притянула к себе их обоих и поцеловала в щёку сперва Варде, а потом, повернув голову, и Смородника.

Лируш кашлянул в кулак, отчего-то краснея, кто-то одобрительно засвистел, а у Мавны улыбка сама собой расплылась по лицу.

– Мавна… – растерянно протянул Варде.

Смородник только смущённо потёр щёку, сильнее сгорбился и попытался отодвинуться подальше, но было некуда.

Только теперь, сидя рядом с ними, Мавна поняла, чего ей так не хватало и почему она никак не могла полностью отдаться веселью.

– Выйдем? – предложил Варде, шепнув ей на ухо, и Мавна согласно кивнула. В самом деле, что-то уж больно жарко стало, надо бы подышать. Да и с Лирушем она провела уже достаточно времени, а парни пришли сюда ради неё и сидят брошенные. Жалко их.

Варде ухватил её за запястье, и после Лируша его рука показалась слишком холодной. Мавна обернулась на Смородника, но тот отвернулся к Гожо и подал знак, чтобы ему снова налили.

– Вот тебе и звёзды в глазах, – пробормотала она, пока Варде выбирал свободный путь к двери.

Протиснувшись к выходу, они выскочили на улицу. Вечерний ветер обдал прохладой вспотевшую кожу, взметнул пряди волос и подол платья. Мавна вдохнула полной грудью, чувствуя, как приятно пахнет с реки, а со стороны домов – чем-то съестным. В животе у неё заурчало: конечно, Лируш же только пиво ей заказывал, про еду и не подумал. Поэтому и в голове было так туманно, ну прямо как на болотах.

Варде завёл её за угол кабака и остановился, тяжело дыша и вглядываясь в её лицо. Он слегка дрожал – вроде сильнее обычного, но перед глазами у Мавны всё расплывалось и кружилось, и лицо Варде казалось таким тонким, таким красивым… И почему раньше, в Сонных Топях, она говорила Купаве, что он ей не нравится?

– Мавна, – тихо произнёс он, склоняясь ниже. – Зачем ты так с нами?

– Как?..

Она попыталась улыбнуться, но будто что-то мешало. Выражение лица Варде было слишком непонятным – не для такого весёлого вечера.

– Зачем так со мной? Я же сразу говорил, что ты мне…

Он замолк на полуслове. Ветер хлестнул по щиколоткам, забрался под расстёгнутый ворот, и по коже пробежали мурашки. Мавна упёрлась спиной в стену кабака, чувствуя шершавые брёвна, нагретые за день. От Варде пахло крапивой, оврагами и туманом, так же, как пахло дома, в Сонных Топях, если выглянуть вечером из окна, и от этого запаха голова кружилась только сильнее.

Склонившись ниже, Варде осторожно положил холодные пальцы ей на шею и, выдохнув, нежно поцеловал в губы.

Мавна подалась вперёд, медленно отвечая на поцелуй, необычно мягкий и прохладный, с привкусом росы, мха и морошковых листьев. Варде задышал чаще, прижался к ней телом, его вторая рука легла на бедро Мавны поверх платья. Мавна обхватила его за шею, зарылась пальцами в мягкие короткие волосы, в туманных мыслях шевельнулось: а у Смородника волосы такие же мягкие? Наверное, нет…

Сердце гулко колотилось под рёбрами, в груди приятно щемило, и если бы Варде не прижимал её так крепко к стене, ноги бы подкосились. Не стоило пить вторую кружку, ох, не стоило…

Вдруг Варде резко прервал поцелуй и отстранился. Мавна, тяжело дыша, хотела снова потянуться к нему, но поняла: что-то не так.

На губах появился затхлый илистый привкус, мерзкий, как болотная жижа на пути во владения болотного царя. Она непонимающе посмотрела на Варде, и крик застрял в горле.

Варде трогал пальцами свой подбородок, а изо рта у него толчками текло что-то чёрное и вязкое. Испуганно вытерев рот, Мавна с отвращением поняла: на её губах тоже осталась чёрная зловонная жижа.

Варде закашлялся, выплёвывая чёрные брызги. Глаза закатились, он осел сперва на колени, потом упал навзничь, и из его рта на траву хлынул чёрный поток.

Глава 12

Вместе в путь

Илар проснулся рано. В комнате было ещё почти темно, разбелённые сумерки закрашивали всё одинаковым тускло-серым цветом: и стены, и потолок, и занавески, и руку Купавы, лежащую у него на