груди. Он медленно, чтобы не разбудить, переплёл её пальцы со своими и поцеловал, едва касаясь губами.

Они провели в Кленовом Валу весь следующий после совета день. Им определили отдельную комнату при ратнице, совсем маленькую, с узким окошком, и по утрам тут доносились звуки из стряпной.

Чародеи после совета так и не смогли прийти к общему решению. Кто-то с пеной у рта доказывал, что необходимо жечь всё, что стоит и живёт на болотах, другие – что в таком случае пострадает слишком много людей. Всё реже обсуждения походили на обычные разговоры, и всё больше – на вспыхивающие ссоры. Чародеи и ссорились с искрой – горячо, громко, лаялись, как собаки, и Илару думалось: вот-вот зарычат друг на друга по-звериному или бросятся в драку.

Матушка Сенница пару раз показала Илару, как можно лучше почувствовать искру. Конечно, два занятия – ничто по сравнению с многолетним обучением чародеев, но всё-таки Илару стало чуть понятнее, как быть с этим новым жгучим чувством в груди. У него даже получилось поджечь груду веток – и не спалить целую улицу. Сенница сухо похвалила его, а Илар считал это неплохим достижением.

Неплохим, но недостаточным, чтобы противостоять упырям.

Новую встречу она назначила утром. Пора было идти – как бы хорошо и тепло ни лежалось рядом с Купавой.

Речка за ратницей призывно переливалась серым полотном, над ней стелился туман: едва заметный, как пар над кружкой горячего сбитня. Улицы Кленового Вала просыпались, люди выходили во дворы, в рощице у оврага несколько чародеев сражались на ножах – старший, крупный мужчина с длинной бородой, учил молодых девушек и юношу отражать удары.

Илар не смог устоять перед блеском реки: кинулся в воду, нырнул с головой, и всё тело сладко закололо от пронизывающего холода. Даже в голове стало пусто-пусто, будто мысли унесло течением. Проплыв под водой столько, что в лёгких начало жечь, он вынырнул и, громко отфыркиваясь, вышел на берег.

У ратницы прибавилось чародеев. Илар собирался обойти её вдоль реки, чтобы не привлекать к себе лишние взгляды и не запоминаться: оставаться тут надолго он не хотел. Хорошо бы найти какое-то жильё в другой части города, оставить там Купаву, а самому уж сесть и решить, станет он помогать чародеям бороться с упырями или нет. Как бы ни были ему неприятны чародеи, всё же упыри приносили больше бед и терзали деревни куда дольше – если необходимо примкнуть к одному врагу, чтобы выстоять против другого, то он был на это готов.

Илар не сразу заметил, как со стороны ратницы к нему приблизился мужчина.

– Утро доброе, парень, – произнёс низкий голос. – Свет с тобой.

Илар обернулся и замер. Перед ним стоял Боярышник, поглаживая свежеподстриженную бороду, и пристально смотрел на него ничего не выражающими белыми глазами. Мысленно выругавшись, Илар бросил:

– Доброе.

В голову сразу хлынул поток мыслей. Эх, не стоило всё-таки сюда приезжать. Как теперь уберечь Купаву? Сбежать прямо сейчас вместе с ней? Или отвести Боярышника к реке да и утопить, пока никто не видит? Нет, против такого чародея он не выстоит. Просто ударить? Или прикинуться, что впервые его видит? Как же глупо было надеяться, что его никто не узнает…

– Да ты не нервничай так, – хмыкнул Боярышник. – Как там тебя? Илар, кажется?

Илар молча кивнул. Челюсти сжимались так, что зубы начали скрипеть.

– Что там у вас с Лыком произошло? Это в самом деле ты его убил?

Илар развернулся к Боярышнику всем телом и скрестил руки на груди. Соврать или сказать правду? Но ведь правды он и сам не знал. Ударил в шею, а умер тот или нет – кто ж его теперь разберёт.

– Не знаю.

Боярышник усмехнулся.

– Убил-убил, я знаю. Крепким ударом. Но ты меня не бойся. Лыко мне никогда не нравился. Убийство чародея – страшный проступок. За такое изгоняют или убивают. Зато если кто-то тут прознает про твой промах, то могут и прирезать ночью вас с девчонкой.

Илар хмурился. В груди пекло, и он думал, что вот-вот искра вырвется наружу – убьёт ещё и Боярышника на глазах у всех, точно тогда не оправдается.

– Мы уедем, – тяжело сказал он. – Сегодня же. Ты казался мне неплохим чародеем – уж порядочнее Лыка. Могу я попросить тебя промолчать хотя бы до завтра? Позволь нам с Купавой уйти. Хоть я и не вправе просить о таком.

Боярышник медленно почесал щетину на шее, прищёлкнул языком, будто что-то застряло у него между зубов.

– У меня есть мысли получше. Ты парень крепкий, кулаки у тебя наверняка тяжёлые. Ещё и с искрой. Помнишь, что я тебе говорил тогда, в Сонных Топях? Звал ведь искру распалить. Почуял, что ты непрост, горяч. Что, Лыко, видать, ранил тебя чародейским клинком?

Илар вспомнил, как полыхал серп Лыка – и как воткнулся в руку. А ведь верно, с тех пор всё и поменялось, в груди стало горячее, и он смог разить упырей вспышками света… По выражению его лица Боярышник, должно быть, догадался, что прав.

– То-то и оно, – довольно протянул чародей. – Его искра распалила твою. Нашла в тебе новое жилище. Мой отряд потерял искру Лыка, но искра Лыка нашла тебя. Настоящего чародея из тебя уже не воспитать, слишком взрослый, да и нет у нас времени учить тебя годами. Но твои кулаки, твоя злоба на упырей и твоя искра нам пригодятся. Пойдёшь ко мне?

Илар хмурился, не зная, верить Боярышнику или нет. И как можно проверить его намерения? Доверяться чародею не было никакого желания. Он ведь не один, а с Купавой. Был бы один – пошёл бы хоть с Боярышником, хоть с Желной, хоть с самим Лыком, лишь бы порвать больше упыриных глоток за брата с сестрой. Но теперь нельзя ошибаться. Он и так слишком часто думал не головой, а сердцем и пылающей в нём яростью.

– К тебе не пойду. Но если ты соберёшься к Озёрью бить нежаков по полям, то я с вами пристроюсь. Не в отряде, а так. Как дозорный. На подхвате.

Боярышник удовлетворённо кивнул. Он рассматривал Илара, как козла на торгу: движения белых глаз трудно было уловить, но Илар мог поклясться, что он оценивал его плечи, руки, постановку ног, решимость на лице.

– Славно. Никто ведь не знает, как выглядит деревенский парень, убивший Лыка. Не узнают и впредь – пока я сам того не захочу. Мне, знаешь ли, совсем не хочется устраивать разборки под носом у Матушки