У нее упало сердце.

— Ты нашел документ?

— Пока нет. — Он покачал головой. — Отец не хочет рассказать мне о том, что связано с разбойником. Вот я и решил заняться поисками самостоятельно. Помнишь его первую записку с требованием выкупа?

Мэриэнн кивнула. Эти слова навсегда отпечатались в ее сердце.

— «1795-й, Хаунслоуская пустошь. Украденный документ в обмен на твою дочь», — произнес Фрэнсис, будто снова читал их. Он развернул письмо, и Мэриэнн увидела, что это страница, вырезанная из газеты. Бумага пожелтела от времени. В верхней части она увидела набранное мелким шрифтом название «Лондон Мессенджер» и дату 22 июня 1795 года.

— 1795-й, — прочла Мэриэнн, а когда посмотрела ниже, увидела статью под заголовком «Ограбление и убийство на Хаунслоуской пустоши». Она с трудом справилась с подступившей дурнотой.

— Прочти, — потребовал брат.

Имена вынырнули перед ней, едва она начала читать. Мэриэнн молча ознакомилась с кратким пересказом того, о чем ей уже рассказывал Рейф.

— Эдмунд Найт, — медленно произнес брат, — и его жена Кэтрин.

— Какая трагедия, — ответила Мэриэнн.

— Тебе известно, кто они?

Мэриэнн кивнула, не отводя взгляда от газетной страницы, лежащей перед ней, не решаясь смотреть в глаза брату.

— Родители Рейфа.

В комнате воцарилась колючая тишина.

— И что ты об этом думаешь, Фрэнсис?

— 1795-й. Хаунслоуская пустошь. Разбойник. Странное совпадение, тебе не кажется?

— Что ты хочешь этим сказать? — Мэриэнн наконец посмотрела на него. Сердце у нее забилось так часто, так сильно, что казалось, вот-вот выскочит из груди. — Ты думаешь, что человек, который убил родителей Рейфа, похитил и меня?

Хотя прекрасно знала, что брат думал о другом.

— Нет. Но эти два преступления как-то связаны между собой.

— Но в тот год на пустоши могло случиться много других происшествий.

— Вовсе нет, — ответил Фрэнсис, глядя ей прямо в глаза, от этого взгляда Мэриэнн пробрала дрожь.

— Но могло произойти что-то, о чем не писали в газетах. — Она надеялась, что брат не заметит ее волнения.

Он отрицательно покачал головой.

— Странное дело: когда я задавал вопросы об убийстве родителей Найта, выяснилось, что никто ничего не хочет говорить.

— Возможно, не стоило спрашивать, ворошить прошлое? — У Мэриэнн кровь стучала в ушах. Никогда она не боялась за себя настолько, насколько теперь испугалась за человека, которого любила. Не решаясь поднять глаза, она крепче вцепилась в газетный листок, чтобы Фрэнсис не заметил, как дрожат у нее руки.

— Ты не хочешь, чтобы мы поймали разбойника, Мэриэнн?

Ей хотелось крикнуть: «Нет!»

— Я хочу оставить прошлое позади и жить дальше.

— Даже если он все еще где-то рядом?

— На свете есть люди и похуже его, Фрэнсис, — тихо ответила Мэриэнн. Ей было противно видеть жалость, мелькнувшую в глазах брата. Лучше бы она промолчала.

— Но не в Англии, — заверил он.

Мэриэнн молила Бога, чтобы он оказался прав. Она пошла к выходу, сейчас брат не стал ее останавливать.

Когда Мэриэнн вернулась от родителей, Рейф в кабинете беседовал с Каллертоном о делах. Она была бледна, и он заметил в ее глазах тревогу. Не снимая накидки, шляпки и перчаток, она подошла к мужу. Рейф отослал Каллертона и обернулся к ней.

— Фрэнсис все нашел. Он все знает, Рейф!

У Рейфа екнуло сердце.

— Документ?

Мэриэнн нетерпеливо тряхнула головой.

— Нет, статью в архиве «Лондон Мессенджер» за 1795 год. Он знает об убийстве твоих родителей. — Она сняла шляпку и положила ее на стол.

— Но это не секрет, Мэриэнн.

Стянув перчатки, она бросила их рядом.

— Но это единственное происшествие на Хаунслоуской пустоши в 1795 году.

В комнате воцарилась напряженная тишина. Рейф понимал, что она хотела сказать.

Мэриэнн пристально смотрела на него, в ее глазах он увидел страх.

— Он уже пытался расспрашивать о твоих родителях… о тебе.

Прежде, даже когда выкрал Мэриэнн, Рейф не боялся, что его поймают. Но теперь все изменилось.

— Нельзя недооценивать моего брата. Он жаждет защитить меня, и в этом он будет упорен, решителен, даже безжалостен. Он не оставит это дело, пока не разузнает все о тебе… и о разбойнике. Нам надо уехать прежде, чем он докопается до истины.

— Нам не убежать от этого, Мэриэнн.

— Но почему ты не хочешь понять?

— Я все понимаю, — тихо сказал он и обнял ее.

— Мой отец уничтожит тебя, а ты уничтожишь его.

— Ты знаешь, что документ у него, ведь так?

Мэриэнн кивнула, и он увидел в ее глазах слезы.

— И ты понимаешь, что это означает, Мэриэнн.

— Да. Но я не могу поверить в то, что он совершил такое. — Она покачала головой. — И все из-за какого-то листка бумаги. Что такого там написано, если он стоит стольких жизней? Той ночью ты видел его?

— Только малую часть. Всего три буквы, написанные крупно и четко.

Мэриэнн взяла в ладони его лицо.

— Он мой отец, Рейф. И я люблю его. И люблю тебя. Больше всего на свете.

— Я знаю. — Казалось, он проник в душу до самого дна.

— Я тоже люблю тебя, Мэриэнн.

От этих слов, сказанных шепотом, Мэриэнн зажмурила глаза, тем не менее поток слез вырвался наружу.

— Что нам делать, Рейф?

— Нам придется пройти через это.

— Я не смогу, — всхлипнула Мэриэнн.

— Ты сможешь, Мэриэнн.

— Если я потеряю тебя, Рейф… — Голос ее сорвался.

Рейф заключил ее в объятия. Он не мог обещать, что все будет хорошо. Они оба знали, что в петле окажется либо Мисборн, либо Рейф. И при любом исходе сердце Мэриэнн будет разбито.

В ту ночь они легли в постель вместе. Ветер бился в окна, небо будто затянули сплошным черным холстом. Не было ни луны, ни звезд. Темноту в комнате нарушали лишь красные отблески тлеющих углей. Но свет был не нужен. Они лежали обнаженные, тесно прижавшись, сердце к сердцу. Так тесно, что Мэриэнн чувствовала, как ресницы Рейфа касаются ее собственных. Так близко, что дышали в унисон. Им был драгоценен каждый час, каждая минута, чтобы тратить их на мысли о прошлом или тревожиться о будущем. У них осталось только настоящее.

— Люби меня, Рейф, — шептала Мэриэнн, касаясь губами его губ. — Прошу тебя.