– Ты зачем залез в усадьбу? – напирал Яков.

Сложив два и два, Стас решил, что об этом никому знать не следует. Уж в усадьбе-то их точно никто не видел!

– Не был я в усадьбе. Зашел в магазин, купил у нее бутылку воды и уехал. О чем там говорить-то было? Дура дурой. Хотел припугнуть, чтобы отказ от наследства написала, но решил, что всегда успею…

– Ах ты… идиот! Не хочешь мне правду говорить, придется с полицией объясняться. Они же выйдут на тебя рано или поздно!

– Но это правда! – От выкрика боль вернулась и стиснула лоб горящими клещами. – Я понятия не имел, что ее убили! Подумал – сбежала. Мне же лучше, нет наследника, и ладно.

– На чем сидишь? – неожиданно грубо спросил Яков.

– Герыч, – прохрипел Стас, понимая, что деваться уже некуда, и скрючился в кресле.

– Давно?

– Не. На кокс денег нет…

Впервые в жизни Стас увидел презрение в глазах человека, всегда относившегося к нему как к сыну. Он понял, что убедить Якова не получается. Вечно так – меньше всего тебе верят, когда говоришь правду.

Спину невыносимо ломило. Свет резал глаза. Он почувствовал себя зверем, загнанным в угол. Последний срок возврата долга, который назвал ему Кир, истекал через два дня. Отец куда-то уехал и не отвечал на его звонки и сообщения. Деньги кончились совсем, а попытка продать оформленный на фирму отца автомобиль окончилась провалом. У Стаса не осталось ничего, а теперь дядя Яша окончательно выбил почву из-под ног.

Кое-как ворочая мозгами, Стас сообразил, что запросто станет подозреваемым в убийстве – с таким-то мотивом, и взвыл:

– Дядя Яша! Я не убивал! Вы мне верите?

От напряжения в голове что-то щелкнуло, как лопнувший мыльный пузырь, и все вокруг окрасилось в красный…

Яков прыснул в лицо Стаса водой, но парень только застонал, не приходя в себя. Встревоженный не на шутку, Яков вышел из кабинета, на ходу бросив секретарю: «Сейчас вернусь. Отмени все встречи», и спустился на три этажа ниже, в закрытый филиал известной клиники, где трудился наркологом его хороший знакомый.

Тяжелые мысли разъедали душу. Он знал Стаса с детства, различить, когда тот врет, а когда говорит правду, мог без труда. Весь огромный опыт работы с людьми и знание человеческой психики также указывали на то, что парень не убивал Веронику. В том, что он оказался в Малинниках, была только его, Якова, вина… Просчитался, не подозревая, как низко успел скатиться Стас за последние полгода. Да и Гришка тоже хорош! Виноватыми были все, всем и расхлебывать. Кто бы ни убил девочку, отвести подозрение от Стаса будет очень непросто.

Когда Яков вместе с врачом вернулся в кабинет, Стаса там не было. Как не было и ларца с деньгами в ящике стола…

* * *

– Димочка! Ну наконец-то! – встретила его мама. – Что-то ты совсем уж долго сегодня.

– Так получилось, ма.

Дима переобулся и отправился в ванную, по пути поприветствовав отца. До скрежета зубовного хотелось встать под прохладный душ и смыть с себя пыль и пот. Если бы с такой же легкостью можно было смыть разочарование! Новый день не принес никаких подвижек в деле Ники Бойко. Жизнь поселка вошла в привычную колею, и Дима испытывал глухую тоску от того, как быстро затягиваются раны в человеческой памяти.

– Сынок, вареники с картошкой будешь? – спросила мама, когда он, посвежевший, вышел в коридор.

– Съел бы целую кастрюлю, – честно признался голодный до невозможности Дима.

– Тут звонила Галя Охрипова, – осторожно сказала мама, поставив перед ним полную миску больших, желтых от растопленного масла вареников.

– У? – с полным ртом промычал Дима.

– Просила зайти, когда будет время.

– Угу, – кивнул он.

Настроение стремительно улучшалось. Даже то, что ей опять названивали, не вызвало у него обычного раздражения.

До пожара кладбище находилось за границей поселка, левее моста. Его так никуда и не перенесли, и теперь оно краем вползало на выгоревшие когда-то участки.

Григорий и Женя медленно шли по пыльной грунтовке мимо облезших оградок, скамеечек и однотипных железных пирамидок надгробий. Дальше, на холме, начинался частокол крестов – там были могилки еще с тех, допожарных времен. Нику похоронили рядом с Зоей и Семеном, это ему сообщил местный участковый. Григорий впечатывал в теплую пыль тяжелые шаги, думая о том, что судьба никогда не успокоится на его счет. Поддавшись внезапному порыву, он притянул к себе тонкую фигурку жены, словно пытался оградить от невидимых бед. Она напряглась и подняла голову, вытягивая наружу зажатый телами букет.

– Гриша, ты что?

– Ничего, – ответил он, но объятия не ослабил.

Казалось, что дорогу к Зоиной могиле он забыть не в состоянии, но кладбище разрослось, и в конце концов Григорий остановился, растерянно оглядываясь. На пригорке кто-то копошился между могилами.

– Постой, Женюшка, я спрошу. Думал, сами найдем, а что-то не вижу…

– Иди, – печально улыбнулась жена.

Она поддерживала его всю эту безумную неделю, выслушивала покаянные излияния и не давала окончательно провалиться в черную яму вины.

Петляя между надгробиями, Григорий двинулся к полной женщине в траурной косынке, но, не дойдя нескольких шагов, замер, пробитый навылет болью узнавания.

Это было то самое место, где похоронили жертв пожара. Тридцать девять одинаковых пирамидок… Кусты сирени и оградки, клумбы и скамеечки сделали участок неузнаваемым с первого взгляда. Услышав шаги, женщина обернулась от свежего холмика, засыпанного огромными бордовыми георгинами. В изголовье стоял деревянный крест с фотографией юной девушки, а по бокам холмика были могилы Зои и Семена Зинчук.

Григорий в упор смотрел на женщину, не в силах пошевелиться. Лида совсем не была похожа на Зою, скорее – на его мать, такую же грузную и полногрудую. Только глаза… Глаза у нее были Зоины.

– Потерялись? – просто спросила она.

– Во времени, – с трудом заставил себя ответить Григорий, тиская в руках цветы и не замечая, как шипы впиваются в кожу.

Она стряхнула землю с рук. Нежным, материнским прикосновением огладила перекладину креста, будто живую, и вздохнула.

– Лидия? – решился Григорий.

– Да. – Она нахмурилась.

– Вот, – он протянул ей цветы – восемнадцать пунцовых роз, – это для Ники.

– Вы ее знали? – удивилась женщина.

«Лидия! Это – моя дочь!» – Григория прошиб пот.

– Я знал Зою, вашу маму. И вас… в детстве.

Чтобы скрыть волнение, он повернулся к дороге и махнул Жене рукой. Она подошла и отдала ему второй букет. Григорий присел перед ухоженной могилкой Зои и положил цветы. Время перестало существовать. Исчезла недоумевающая сорокалетняя женщина, так похожая на его мать, исчезла молодая красивая Евгения. Остались только они – Григорий и Зоя.