Пестрели гильдейские знамена, даже за гулом толпы слышнобыло, как в близлежащих храмах трезвонят колокола, звенят гонги и птелосы.[4] Время от времени с Итела долетал тяжелый гром пушек — стоявшиена реке корабли палили бортами, и слева, над крышами, висели клубы дыма.

Крыши были усеяны людьми, как подсолнух — семечками. Постарому обычаю, во время таких шествий зевакам разрешалось взбираться даже напамятники, и бронзовый король Арленг, первый Барг, восседал на могучембронзовом жеребце в компании доброго десятка студентов Ремиденума — самыйотчаянный вскарабкался его величеству на плечи и устроился удобнейшим образом,свесив ноги по обе стороны вошедшей в легенды королевской бороды.

Вдоль улиц рядами стояла гвардия, блиставшая ради такогослучая не просто парадными мундирами, а мундирами коронного парада, шившимисяза свой счет и украшавшимися драгоценными камнями на пределе возможностейкаждого гвардионца (а поскольку бравые вояки располагались спиной к толпе,среди которой замешалось немало темного народа, промышлявшего деламинеправедными даже в столь торжественные дни, иным камешкам суждено былопоменять хозяев еще до проезда кортежа).

Виновница торжества возглавляла процессию — в костюмевишневого бархата, в сиянии фамильных самоцветов, в короне и синемгеральдическом плаще, расшитом золотыми лилиями. Сварог, ехавший слева и чутьпозади, поглядывал на ее гордое, отрешенно-надменное личико и развлечения радивспоминал совсем другой — то перемазанной углем на мостике «Принцессы», тособиравшей хворост для костра. И мечтал, чтобы все это побыстрее кончилось —знал, что в пурпурной мантии и серебряной короне привлекает внимание не тольков качестве бравого сподвижника в одночасье прославившейся на всю планетупринцессы. Нравы здесь были бесхитростные, и народ попроще откровенно тыкал внего пальцами, дивясь и перешептываясь с восхищенным ужасом (можно представить,какие ходили слухи и как горячечно работала фантазия). Один раз на узкойЖемчужной, когда ликующие «поселяне и слуги» оказались вплотную к процессии, доСварога уже долетело из толпы чье-то заполошное оханье: «Горный дух…» — иответная реплика: «Сам ты, куманек, горный дух, уж прости на грубом слове. Ивовсе это Змеиный Король, старики-то знают. И хвост у него змеиный, только подмантией не видно, подобрал, чтоб народ не пугать выше меры…» После чего Сварогявственно расслышал фырканье в рядах Странной Компании — но все лица, стоилоему обернуться, оказались серьезными и важными.

Это был единственный раз, когда его орлы поддалисьлегкомыслию.

Новоявленные дворяне блаженствовали в лучах славы — вполнезаслуженной, черт возьми. Однако самому Сварогу ничего так не хотелось, какоказаться наконец в королевском дворце. Где нипочем не избежать новыхторжественных церемоний и обильных наград, которые из дипломатии и согласноправилам хорошего тона придется принимать, но любопытных глаз, по крайней мере,будет в тысячу раз меньше. Он мысленно прикинул: еще и не выехали наАдмиральскую, а ведь по ней придется проехать из конца в конец (лиги три, неменьше) в роли обезьянки шарманщика…

Делия обернулась, позвала его взглядом. Он подъехал,откровенно завидуя невозмутимости принцессы, державшейся столь свободно, словнои не на них глазела вся Равена от мала до велика, словно толпы вокруг и небыло.

— Теперь вы, конечно, нас покинете?

— Не сразу, — сказал Сварог. — Кое-кто обещалпоговорить со мной откровенно…

— Обещания я держу… Вас ждет там, наверху, что-то вродеотчета?

— Увы, — сказал Сварог. — Придется.

— Но вы же теперь — король. И не простой король. Нетнужды давать кому-то отчет. С Хелльстадом за спиной вы получили независимость,не снившуюся ни одному здешнему монарху… — Она грустно улыбнулась. —И вызовете к себе ненависть, какой не удостаивался ни один земной монарх…

— Догадываюсь, — сказал Сварог. — Это-то меняи тревожит, честно говоря.

— Странно, но со всеми вами мне было безопаснее, чем водворце… Подвиги кончаются уныло, не правда ли?

— Еще бы, — сказал Сварог. — Потому что некончаются, подобно сказкам, и жизнь продолжается… Не грустите. Вы — опять вы. Амои орлы, кроме Мары, остаются с вами. Только не торопитесь делать их герцогамии генералами. Они хорошие люди, и мне не хотелось бы, чтобы у них закружиласьголова…

— Знаете, у меня тягостно на душе, — сказалаона. — Мы ведь привезли в Равену войну.

— Как так?

— Вы до сих пор не поняли? Мало провозгласить трикоролевства ронерским владением. Нужно еще их удержать. Не рассчитываете же вы,что наши близкие и дальние душевные соседи столь восхитятся славным подвигом,что из рыцарского благородства даже не попытаются урвать себе кусочек стольсладкого пирога? Рудники, порты, пашни, леса… Это война. Тяжелая и долгая. Всепротив всех. Когда-то давно так было и с Островами, до окончательного ихраздела войны шли около восьмидесяти лет, да и потом не сразу успокоилось…

— Верно, — хмуро сказал Сварог. — Я об этойстороне дела совершенно не думал. Казалось, самое главное — дойти… Простите заизбитую фразу, но вы всегда можете на меня рассчитывать. Я плохо представляю,что лежит по закромам в моем странном королевстве, но подозреваю, там отыщутсявесьма веские аргументы.

— И если вы их пустите в ход, выступая на нашейстороне, восстановите против себя императорский двор… Знаете, каким был быидеальный выход? Вам следовало провозгласить эти земли своими.

— Но…

— Вот у вас, у короля Хелльстада, их поостерегутсяотнимать, — серьезно сказала Делия. — Конечно, мне хотелось быраздвинуть пределы Ронеро до полночных берегов… но на деле, боюсь, получится неновая великая держава, а истощенная войной до предела нынешняя. Право же, япредлагаю не столь уж нелепый выход.

— Вы умница, — сказал Сварог. — Я для васгоры сверну, только позовите. Но принять ваше предложение — означало быограбить вас самым примитивным образом.

— Почему же, если я согласна, чтобы меняограбили? — она засмеялась. — Думаете, мне не жалко? Не хочетсяостаться в Хрониках с почетным титулом Делии Собирательницы Земель? Нет, я всеобдумала. Мы можем получить долгую, страшную войну, и лучше ее избежать.

— А что скажет ваш отец? Пока что он на троне. Вряд лион захочет…

— Пожалуй, в нынешней ситуации следует скорееприслушиваться к тому, чего хочу я. — Синие глаза потемнели в приливефамильного, упрямого гнева Баргов. — После того, как со мной обошлись всобственном дворце. Отца я беру на себя.

— Но у меня же нет подданных, черт побери, —сказал Сварог, все еще пытаясь свести все к шутке. — Хорош я буду в этоймантии посреди безлюдных земель, усыпанных опустевшими городами и заброшеннымизамками… Я вам не рассказывал притчу о маленьком зеленом крокодильчике?