Опомнился. Стараясь изгнать, вытолкнуть из сознания всепосторонние мысли, отгородиться от заполошного конского топота и криков,наложил ладони на ужасную рану, зажмурился, закинул голову, повторяя про себявсе нужные слова, и снова, стараясь не сбиться, беззвучно шевеля губами, сзаходящимся в смертной тоске сердцем.

Не почувствовав под ладонями ни малейшего движения, открылглаза.

Делия лежала неподвижно, золотые локоны разметались погрязной брусчатке, лицо было совершенно спокойным, а в глазах отражалось небо.И он понял, что бессилен. Этой разновидности оружия обучавшие его азамврачевания не предусмотрели, потому что не знали о существовании такого. Неуберег. Спас от всего, а теперь вот не уберег.

Грузно поднялся и стоял, цепляясь за высокую лукуседла, — конь Делии послушно остался на месте. Остановившимся взглядомсмотрел, как сквозь раздавшуюся толпу несутся к Адмиралтейству ликторы, какловят его коня, как мечутся люди, как гвардейцы, сами ничего не соображая, тоотжимают зевак мушкетами, держа те перед грудью обеими руками, то озираются,тщетно ожидая ясных приказов. И Сварогу хотелось кого-нибудь убить. Поискалбешеным взглядом Амонда, увидел Мару и осознал, что она, еще не понимая всего,моментально пресечет любую его безумную выходку.

И обмяк, словно выдернули некую жилочку, на которой все идержалось.

Впустил происшедшее в сознание. Вновь смог думать, а непросто кипеть тупой ненавистью, но боль оказалась столь огромной, что перерослав вялую отрешенность. Такое случается, и не обязательно на войне, сознаниезаключает боль куда-то в дальний уголок — но жизнь у боли долгая…

Когда к нему почтительно подвели пойманного гнедого, он несразу сел в седло. Старательно вытирал руки, скомкав протянутый кем-то большойсиний платок. Там, где лежала Делия и стоял рядом с ней на коленях Леверлин,уже не протолкнуться было от нахлынувших царедворцев, сплошь накидки с гербамии златотканые плащи придворных чинов — но все стояли недвижно, словно окаменев.Сварог вспомнил, что на его глазах произошло еще одно историческое событие —династия Баргов пресеклась. Король еще жив, но вряд ли успеет за отведенное емувремя жениться и озаботиться продолжением рода. Новые земли оказалисьрешительно не ко времени. И предсказанная Делией война все-таки разразится.Кто-нибудь ее обязательно развяжет, даже если Ронеро с исчезновением династиипогрязнет во внутренних распрях и не примет участия, упоенно драться будутдругие. Бесхозные земли возбуждают еще сильнее, чем слабо защищенные.

У парадного подъезда Адмиралтейства все еще продолжаласьсуета, мелькали ликторы, подъезжали новые всадники, со стороны дворцапоказались шеренги малиновых драгун. Кто-то уже распоряжался энергично итолково — гвардейцы выстраивали цепи на прежних местах, из-под аркиАдмиралтейства вылетели платунги конной полиции, быстро, привычно оттесняятолпу крупами обученных коней. Толпа отошла после первого шока, еще бурлила,колыхалась, но хаос и панику удалось погасить. Вокруг того места, где стоялСварог, вокруг Делии, придворных, Странной Компании все теснее сжималось кольцобдительно поигрывавших мечами конногвардейцев, хотя это было уже совершенно ник чему.

Сварог завертел головой.

— Адмирал уехал, — тихо сказала Мара, наклоняясь кнему с седла. Она была бледна, и на лице четко проступили веснушки. — Иправильно сделал — не велика удаль подставлять лоб под твой топор… Что у вас сним такое вышло?

Сварог молча вставил ногу в стремя, сел в седло. Направилконя на гвардейцев, и драгуны торопливо разомкнулись. Он ехал прямо к КамнюГлашатаев, и толпа расступалась в совершеннейшем молчании, и кто-то неотступносопровождал его верхом, но он так и не обернулся за все время оказавшегосяневероятно длинным пути. Поводья липли к рукам, гнедой выгибал шею и фыркал,чуя кровь, перед Камнем он слегка заартачился, но быстро покорился и осторожнозашагал вверх по низким широким ступеням.

Камень был всего уардов трех в высоту, но с самого верха, даеще с седла, с высокого коня, площадь открывалась взгляду целиком, до самыхотдаленных уголков, — море голов в разнообразнейших шляпах, разноцветьемундиров, повсюду флаги, вымпелы, гирлянды цветов и ярких бумажных фонариков.Украшения эти вмиг стали ненужными и нелепыми, но никто их, конечно, не успелеще убрать. И тишина, медленными волнами распространявшаяся все дальше.

Когда эта тишина, молчаливое ожидание и тысячи глуповытаращенных глаз стали невыносимыми, он поднялся на стременах. Хотелосьсказать что-то большое и важное, но у него не было слов, он никак не моготыскать достойные слова. А если они были, значительные и ценные, их никак негодилось орать во весь голос перед замершей толпой.

И он закричал, не в силах избавиться от впечатления, будтообращается к кому-то одному:

— Я, лорд Сварог, граф Гэйр, король Хелльстада,объявляю три королевства своим безраздельным и неотъемлемым владением, каковоенамерен защищать от любого, дерзнувшего посягнуть на мои земли огнем ли, стальюили дерзкой стопой!

Сварог сидел на широком парапете, покачивал ногой и смотрелна реку, непривычно пустынную для этой поры дня. Мара сидела тут же, смотрела вдругую сторону и развлекалась от души — выбирала из горсти медной мелочимонетку и, не прицеливаясь, запускала в кого-нибудь из благопристойных горожан,чинно гулявших по набережной неподалеку, неизменно попадая то по кончику носа,то по уху. Задетый невольно вздрагивал, щурился от боли, но продолжал променад,притворяясь, будто ничего не произошло вовсе, а на парапете никто и не сидит.Обижаться ему не полагалось по службе — добрых три четверти гуляющегоблагонравного народа были тихарями из тайной полиции, приставленными к Сварогудля пущего бережения. А остальные наверняка — иностранные шпионы, отнюдь неоставившие своим вниманием новоиспеченного короля, пусть и не состоящего вВиглафском Ковенанте.

Эта сюрреалистическая пастораль продолжалась довольно долго— терпение у Мары было железное, и она маялась от безделья, а господа шпики,как ни проклинали про себя судьбу, сойти с дежурства не могли.

— Двадцать четыре, — сказала Мара.

— Что?

— Я их считаю. Для разминки. Трое, скорее всего, былислучайными прохожими, должны же и такие тут оказаться? Но за две дюжины тихарейручаюсь. Сейчас пойду по второму кругу. Дай мелочь, у меня кончается.

— Уймись, — сказал Сварог беззлобно. — Людина работе.

И посмотрел в сторону Монфокона. Оттуда несколькими потокамитянулся над городом тяжелый черный дым, и, если приглядеться как следует, можнобыло различить крохотные языки огня и отблески косых лучей заходящего солнца напарадно начищенных алебардах и наконечниках копий. Историческую виселицузастилал дым, и рассмотреть ее не удавалось, да Сварог и не стремился. Корольправил кровавую тризну, все изловленные к тому времени адепты «Чернойблагодати» прощались с жизнью, и почти каждый — довольно медленно.