– Пусти меня, Лёня! Иначе я тебя побью! – голос Тёмки садится после крика.

– Я тебя не отпущу, – жестко отвечает Лёнька. – Потому что ты мой друг. И тебе очень плохо. Я останусь рядом, чтобы тебе стало лучше.

Тёмка все еще продолжает дергаться, заехав Лёньке головой снизу по подбородку, из-за чего тот подергивает головой в сторону, но не отпускает его. Я подхожу и тоже обнимаю друга. Мы с Лёнькой как живые смирительные рубашки. Надеюсь, до санитаров дело не дойдет.

– Ненавижу… ненавижу их всех, – Тёмка бормочет все тише и тише, яростно и громко дыша, и понемногу успокаивается в наших объятиях.

Мы отводим его домой, а бабушка делает для него успокоительную настойку. Тёмка периодически начинает громко дышать и стискивать кулаки до белых костяшек. Я отправляю Зоре сообщение о том, что мы нашли Тёмку, а она обещает завтра занести для него подарок. Я отвечаю, что пока ей лучше не приходить и что заберу подарок сам. А подробнее расскажу при встрече.

Когда я возвращаюсь утром на берег моря, чтобы собрать мусор, оставленный Тёмкой, его уже нет. Видимо, море смыло выражение его печали.

22

Не сговариваясь, мы с Лёнькой остаемся дома рядом с Тёмой. Ему нужна наша поддержка, хоть он и не говорит об этом. Он лежит в кровати и почти не выходит из комнаты, только на завтрак, обед и ужин. Его не привлекают даже его любимые драники, приготовленные бабушкой.

Однажды я забираю у Зори подарок для Тёмки, самодельные шоколадные пряники, и объясняю ей всю ситуацию.

– Сейчас ты нужнее ему, – обняв, она отпускает меня.

– Спасибо, Зорь. Увидимся.

Попрощавшись, я спешу домой. Пряники оставляю в ящике в кухне. Сейчас любое упоминание о девочках и женщинах вызывает у Тёмки протест и злость. Не оставляя его без присмотра, мы с Лёнькой переписываемся в личных сообщениях.

Лёня: Судя по рекомендациям, нам нужно дать ему выдохнуть

Лёня: А потом ненавязчиво обговорить ситуацию

Я: А если он продолжит злиться?

Лёня: Будем рядом

Я: Может, устроим ему братский день, как успокоится?

Лёня: Давай

Мы даем Тёмке несколько дней передышки, в которые он почти не разговаривает. Рядом с ним непривычно тихо. Кажется, будто нас в комнате двое, а он уже давно уехал в родной город. Лёнька периодически наносит мазь на синяк под подбородком и прикрывает его пластырем. Лёнька об этом не говорит, но я понимаю: он не хочет, чтобы наш друг беспокоился о случайно причиненной им боли.

На четвертый день мы приносим в комнату любимую Тёмкину газировку, миски с попкорном, чипсами, Зориными пряниками и большую порцию мороженого. Не забываем и про варенье из фиг и еловых шишек, которое передал Руслан. Я одолжил у Зори проектор, чтобы мы могли посмотреть какие-нибудь фильмы на стене над Лёнькиной кроватью. Это единственное место, где стена прямая и ничем не закрыта.

– Тём, идем старые боевики смотреть, – зову я.

– Че я там не видел? – бухтит он, лежа на спине и пялясь в потолок.

– Тут мороженое с шоколадными шариками, Тём, – присоединяется снизу Лёнька.

– Ну и ешь его сам…

– А еще шоколадные пряники, – продолжаю я искушать друга.

– Магазинные? Сами их хавайте.

– Не-а, не магазинные, – Тёмка поворачивает голову на подушке и смотрит на меня. Ага, попался! – Домашние.

– Хм-м… Лёнька, что ли, сделал?

Кладу ладонь на пальцы его ноги и чуть треплю.

– Давай слезай, отсюда кино неудобно смотреть.

Тёмка ворчит и пыхтит так, словно его заставляют тягать тяжести, но все же спускается и устраивается на моей кровати посередине.

– Вот, держи, – подаю ему виноградную газировку.

– Хочу пряник, – требует Тёмка капризно.

Протягиваю ему миску с пряниками в виде мишек и включаю фильм на телефоне, с которого проектор берет картинку. Звук из-за этого не очень громкий, но все лучше, чем ехать на автобусе в жару.

– И давай лучше ужастики посмотрим, боевики надоели.

Лёнька не любит ужасы из-за жестокости, а я их побаиваюсь, но ради спокойствия друга готовы потерпеть. Включаю его, сжимаясь изнутри с начальных титров. Терпеть не могу скримеры…

Пока мы смотрим кино, осознаю парадокс. Тёмка злится из-за женщин и негодует из-за Сати, но это все показное. Если бы он правда их ненавидел, стал бы возиться с Ладой? Или переживать за старшую сестру, прикрывая это ворчанием, когда она в очередной раз рыдала после разрыва с парнем? Тёмка вспыльчивый и ранимый, так было с момента нашего знакомства. Однако о многом он сам не расскажет, правду приходится вытягивать в разговорах.

Сосредоточившись на мыслях, погружаюсь в раздумья, пропуская все страшные моменты и обнимая свои колени. И почему Тёмка такой сложный? Считает ли он нас с Лёнькой друзьями, или же никогда нам полностью не раскроется? Или его срывы можно считать слабостью, которую он показывает только друзьям?

– А теперь давайте какой-нибудь детективный сериал посмотрим, – командует повеселевший Тёмка.

Я переключаю фильм и кошусь на опустевшую миску из-под пряников. Я не съел ни одного, а Лёнька успел взять парочку. Остальные теперь – едва различимые крошки на губах Тёмки. Уличив момент, когда он увлекается фильмом, пишу Зоре сообщение:

Я: Тёмка слопал все твои пряники

Зоря: Ого! Живот не разболится?

Я: Разболится

Я: Но это явно того стоило: D

Она присылает смеющиеся эмодзи, и я ощущаю облегчение, смешанное с тоской по Зоре. Моему другу стало легче, и я рад, но вместе с тем времени, которое я могу провести с Зорей, остается все меньше.

* * *

День за днем мы обсуждаем разные игры, слушаем любимые Тёмкины песни и говорим только о том, что интересно ему. Мне начинает казаться, что я в заложниках в собственном доме. Внутри постепенно разгорается тревога. А вдруг я больше с Зорей не увижусь?

Скучая по ней, пишу рассказы и мучаю стихи, которые пообещал себе написать